Вечность — наше настоящее |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Вечность — наше настоящее » Былое » И кого-то обнял кто-то, что с него возьмешь?
Время действия: 2011-й год, зима.
Место действия: один из островов Полинезии.
Действующие лица: Митос, НПЦ, Дункан МакЛауд.
За то, что нам прямая неизбежность –
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за Игру...
Еще не ставшие яростными лучи Солнца смущенно прощупывали плотные бумажные вертикальные жалюзи, скрывающие от чрезмерного тепла спокойно спящего на большой кровати человека без возраста.
Что делает древний Бессмертный в маленькой уютной гостинице на тропическом островке? Да как обычно, исчезнув из Парижа после очередной заварушки с участием МакЛауда, решил отдохнуть и собраться с мыслями, дабы продумать дальнейший план действий, а также устаканить вопрос с Наблюдателями по поводу поисков самого себя. Если хочешь что-то спрятать – прячь на самом видном месте. Так и поступал Митос, среди Наблюдателей до сих пор известный как скромный исследователь Адам Пирсон. Прячась на виду и работая над проектом о самом себе, своей истинной сути, Старик мог быть уверен, что пока он контролирует ситуацию, никто не сможет найти Древнейшего. Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо – делай сам.
Понежившись на удобной кровати, скорее жилистый, нежели накачанный Пирсон с ленивой неторопливостью сполз с нее и, накинув на обнаженное тело шелковый черный халат, потащил собственную тушку в душ. Пока никуда бежать не нужно, ни от кого прятаться и ни с кем сражаться не требуется – благодать. Почему бы не насладится жизнью, пока очередной звонок Джо не выдернет Митоса из убежища и не забросит в гущу событий, дабы вновь спасать шкурку своего наивного ученика. Ведь просящий взгляд Джо и искренние волнения Аманды - прекрасные убеждающие аргументы. Хотя... все это лукавство, просто Старейший не хотел потерять глупого шотландца, к которому так неосторожно привязался.
От мыслей о вечновляпывающемся горце отвлек стук в дверь, следом за звуком появилось и изображение - девушка двадцати лет отроду в очаровательном коротеньком наряде горничной.
− Простите, уборка номеров, − застенчиво объяснила гостья, мило улыбнувшись.
Только что выбравшись из душа, Митос представлял собой живописную картинку, прямо из классической серии "Приплыли": босиком, черная шелковая ткань прилипает к влажной коже, мокрые короткие волосы торчат непонятными иголками. Под халатом, разумеется, ничего.
"Я не заперся?"
Старейший удивился собственной беспечности, но тут же улыбнулся аки скромный школьный библиотекарь и, подхватив кучку одежды (белье, джинсы и рубашку... тапки, главное – пляжные тапки!), снова скрылся в ванной на несколько минут, откуда вылез уже вполне в приличном виде, все еще смущенно улыбаясь (Станиславский бы оценил).
− Конечно, прошу, − раз уж тут пока будут приводить и без того опрятный номер в кристально чистый, можно прогуляться и осмотреть уже получше избранное место отдыха. А если говорить конкретнее, Пирсон направил стопы, обутые в пляжные тапки в пригостиничный парк.
Местечко вполне живописное. Тормознув у розового куста, Адам присел и нежно погладил посверкивающие от еще не испарившейся росы бархатистые лепестки.
"Остановись, понюхай розы"- беспечно заявляла своему другу девушка в каком-то мельком виденном фильме. Именно этим сейчас Наблюдатель и занимался. Сполна налюбовавшись кустом, мужчина пересел на скамью и, прикрыв глаза, подставил бледное осунувшееся лицо еще бережным и наполненным ультрафиолетом лучам теплого светила. Посидев так может около часа, Старейший поднялся со скамьи и потянулся всем гибким телом, лениво направляясь по той же дороге обратно, в сторону арки выхода. По плану намечался скромный завтрак и разгуливание по городку в поисках каких-либо достопримечательностей и связанных с ними увлекательных историй. Даже Бессмертным нужно общество, не зря же они заводят учеников, к тому же, даже несмотря на привычку к одиночеству, у самого Митоса было 68 жен. Разумеется, относительно его известных Ордену 5000 лет 68 человек – ерунда сущая, но она лишь подтверждает, что никто, пусть и столь мудрое существо, не сможет устоять от необходимости сопричастности.
Не, вот шотландца из номера никто ни прямо, ни намёками вытурить не пытался, он сам принял душ и навострил лыжи (ох, тропики же, какие лыжи... ладно, водные пусть имеются в виду) в сторону помещений, где можно набить желудок, да не бараний, а свой, ещё до того, как миловидные горничные принялись за уборку вверенных их заботам территорий на этаже, куда рано, ещё до восхода солнца заселился некто из клана МакЛаудов.
Сад, окружающий до неприличия многозвёдочный отель, вышедший из здания на свет – утренний и божий, Дункан МакЛауд, вроде бы прохаживавшийся бесцельно по дорожкам, оценил. Суровые шотландские горцы всё же не настолько суровы, чтобы не оценить красоты умело обихоженной природы. Перед розами Дункан ещё устоял бы... скорей всего, (что он, роз не видел?), но сакура... для тех, кто долго жил в Японии, у кого и меч-то (душа воина, как-никак) пускай и не имеет на клинке фабричного штампика «Made in Japan», (ну не ставили раньше таковых опознавательных знаков, клеймо мастера только), однако по факту в Стране Восходящего Солнца и сделан – сакура – это святое. Даже если она, вечно-юная, вечно-прекрасная цветёт, когда ни попадя, вместо положенного ей срока. Что ж поделать, полушарие другое… а романтику богатые туристы страсть как любят, японская романтика сейчас тем более в особенной цене. Размышляя о сиих вывертах менеджмента, садоводческих изысках и несовпадениях сезонов в разных точках земного шара, который становился всё меньше, плохо выспавшийся за время долгого перелёта из городу Парижу горец, сделал ещё шагов десять, тряхнул головой, потом ещё и рукой поправил щекочущий уже загорающие плечи хвостик темных волос, и... застыл неподвижно с напряженным взглядом тепло-кофейного цвета глаз. Прямо-таки накрыло его слишком знакомым ощущением – где-то рядом... нет, не истина, а некто с мечом.
Некто действительно был рядом, правда, в блаженной безмятежности позабывший меч в номере. Вернее намеренно оставивший, ведь день обещал быть слишком жарким, чтобы облачаться в плащ, (да какова же еще температура может быть в тропиках?), а иначе оружие не скрыть. Конечно, вариант изображать Мистера Эксцентричность при полном параде не отпадал, однако роль уже была выбрана и менять ее по ходу дела было крайне непрактично. Последним Митос грешил весьма редко. Скорее не так, вообще не грешил, пока судьба не столкнула с кое-кем совсем невозможным. Бойскаутом. Дунканом МакЛаудом из клана МакЛаудов. Горцем. Со всем сторон положительным и в крайней степени максималистом. Странно, что он еще прожил 400 лет. Глупый юнец.
Но сейчас глупым Адам называл себя, ругая на древнегреческом, персидском и суахили свою чрезмерную расслабленность, грозящую лишением бесценной головы оного Старейшего, которую, кстати сказать, Пирсон берег весьма ревностно на протяжении, шутка ли, свыше 5000 лет (официально). Сражаться было нечем. Оставалось – бежать. Однако, противник стоил того, чтобы посмотреть на Бессмертного, умудрившегося приехать на этот богом забытый островок и найти всегда весьма умело прятавшегося и исчезающего аки призрак Старейшего. Мягкие бесшумные шаги по дорожке, попытка разглядеть сквозь листву акации, кого же черт принес, постоянный слегка раздражающий звон на грани сознания - очень знакомый Зов. Когда так долго живешь, начинаешь замечать, что даже ощущение присутствия отличается. У каждого Бессмертного неуловимо свой Зов. Почти неуловимо.
− МакЛауд, это случайность, или ты решил сделать невозможное - найти меня самостоятельно?
И на солнце есть пятна, − говорит пословица, которая завертелась в темноволосой голове МакЛауда, замершего посередь аллеи соляным столбом. В отличие от Митоса, горец-то меча не забыл... он его просто-напросто не взял. Да и то сказать, меч – это же не зонтик складной, вот так запросто его под мышкой таскать в открытую. А спрятать... ну, полноте, не под футболку же, не под шорты же пляжные! Такую катану, как у него, и под килт-то не спрячешь, как ни старайся... разве только под плащ, но дождя в этом раю ни синоптики, ни местные боги не обещали, так что пришлось рискнуть, надеясь, что два бессмертных на остров – это предельно допустимая концентрация, и кроме мистера Пирсона да самого МакЛауда, их тут больше нет, и выйти на прогулку-тире-поиск невооруженным.
Вообще-то стоять и просто ждать возможного противника, уже ощутимого, но ещё невидимого, было на удивление нелегко. Неуютно. Все равно как стоять на сцене не просто безоружным, а будто бы голым, но горец терпел, стараясь казаться невозмутимым. Даже, между прочим, успешно стараясь.
− Как видишь, невозможное иногда возможно, − сказал он, ухмыльнувшись выглянувшему из кущ Митосу. – Я окончательно сошел с ума и нашел тебя. Идиотам, знаешь ли, везет.
И на солнце есть пятна, − ещё раз блямкнула мысль. − А в любом Раю должен быть Змей, куда же без Искусителей в Эдеме. Особенно занятно, что этого конкретного искусителя зовут Адам. Два в одном, так сказать, − оглядывая до боли знакомое лицо, Дункан пытался не ухмыльнуться снова.
Соляной столб в исполнении горца, украшенного легкой футболкой и шортами, получился весьма забавным, особенно если учесть, что таковой наряд не предусматривал оружие, разве что нож или пистолет. Которыми, кстати, Старейший тоже непредусмотрительно не вооружился. Если припереть Наблюдателя к стенке, тот признается, что, пусть горец и был последним человеком, которого Митос ожидал тут увидеть, ведь именно от вездесущего (как оказалось) Дункана, Пирсон и скрылся на этом райском островке, но все же его появлению Старик обрадовался гораздо больше, чем охотнику за головами. По крайней мере, Мак не был опасен. Никогда не был по-настоящему опасен, даже в свое темное время, хотя и угрожал забрать митосовскую стриженную башку. Но не на святой земле. Слишком уж стара и грозна сия традиция "перемирия". В прочем, если бы уж сильно приперло, пришлось сражаться даже с учеником, чего очень не хотелось. Горец сам потерял Ричи, так что хватит с них обоих. Поэтому тот, кого именовали Смертью, в свою очередь, никогда не сражался в полную силу ни с МакЛаудом, ни на глазах МакЛауда, поскольку позволить узнать себя потенциальному, пусть и гипопетически потенциальному противнику - прямая дорога на кладбище. Любая дружеская потасовка с Дунканом не более чем игра, даже заигрывание-тире-урок. Одиночество толкает Бессмертных находить себе учеников, и Старейший избрал для себя крайне прелюбопытный экземпляр. Невозможный, несносный, неприспособленный... слишком правильный.
Своеобразие юмора шотландца удивило Митоса. Обычно горец не был столь язвителен. Это... не укладывалось в понятие "все нормально". Что не укладывалось, то тревожило и толкало Древнего Бессмертного на безумства, даже мысль о которых бы заставила его скривиться презрительно, если бы кто-то раньше такое Митосу сказал. Забота, опека, снисхождение, ненавязчивые уроки... Увы, дикий шотландец ни черта из них не выносил, упрямо поджимая губы и упираясь лбом в ворота, те же самые, лишь в новой обертке.
− Пожалуй, особенно безоружным идиотам на богом забытом острове, где нет прикрывающего спину Доусона.
Раз Магомет сам явился к горе, пусть уж рассказывает, какого лешего притащился в укромное местечко земного шарика.
Вот как? Это что же, типа, без безногого смертного я ни на что и не способен? Столь слабый предполагаемый защитник должен показать, насколько я слаб сам? – Дункан всё-таки хмыкнул, причем довольно сердито. Вообще-то, ну так, по идее, на слова Митоса следовало бы оскорбиться всерьёз, первая реакция шотландца такой и получилась: кофейно-карие глаза горячо вспыхнули, ноздри раздулись на вдохе, но... Разморило, что ли, на тропическом солнышке привыкшего к дождям и ветрам родины горца?
Или по обществу себе подобных стосковался? – ноздри опять дрогнули, но уже не гневно, а чтобы сдержать смешок – в данном конкретном случае расхожее выражение звучало крайне комично, ибо две фразы – «общество себе подобных» и «останется только один» поставленные рядом, взаимоисключались или вызывали когнитивный диссонанс. МакЛауд снова хмыкнул – уже почти не ехидно, глянул на Древнего, да и брякнул с бойскаутской прямотой:
− А зачем мне Доусон, если у меня под боком ты? Ты же у нас Наблюдатель? Вот и наблюдай давай за обоими. А с меня взятки гладки, я развлекаться буду...
Может, я не по обществу, а по одному себе подобному заскучал?..
Сердить Дункана – одно из хобби Смерти-на-пенсии. Это увлекательно тем, что взбешенным МакЛаудом манипулировать еще проще, чем МакЛаудом спокойным. Видимо, горцы не умеют думать и одновременно яростно сверкать очами. Впрочем, сейчас Митосу от несносного паладина ничего не нужно, да и тот явно отдохнуть приехал. Наверное, розы, на которые снова соскользнул расслабленно-лукавый взгляд, направили мысли в некоем романтическом направлении, потому как Старейший еле заметно вздрогнул насчет "нахождения под боком".
Афишировать собственную привязанность к ученику и беспокойство об оном Митос не хотел бы, ведь это сильно ударит по репутации того, кто идет за победителем и славится беспринципностью, бессовестностью и прочими "без". Но нет, горец не только не разгадал истинных причин появлений Адама на пороге его баржи, бара Джо, возникновений еще в различных местах, где шотландцу требовался направляющий пинок, или его дурную темноволосую голову могли отсечь, даже и не догадывался.
Зато нахальство оного шотландца, непосредственное, неприкрытое, плещущее через край, вызвало ответный фырк.
"Однако ж, он тут, понимаешь ли, развлекаться будет, а я, значит, работай? Спешу и падаю!"
Аж зубы свело, так захотелось залепить ученику легкий подзатыльник, в воспитательных, разумеется, целях. Но рукоприкладство - метод самого дикого шотландца, Древнейший "кусает" словом.
− Твои развлечения обычно начинаются появлением красавицы, которую надо спасать, и заканчиваются локальными разрушениями, − усмехнулся уголками губ Старик и неспешно тронулся с места на выход.
Да. От старости неизбежно портится характер – это аксиома. Считать тех, кто моложе, пустоголовыми юнцами, не способными сложить два и два – фирменный стиль долгожителей, известное дело. Тех самых старожилов, которые не помнят такого снега-града-жары-дождей-землетрясений-цунами-налётов-саранчи-или-авиации… далее по списку. Если уж дожившие до семидесяти лет всего смертные становятся невыносимыми маразматиками и человеконенавистниками под гнетом жизненных потерь и неурядиц, что говорить о том, чей личный опыт исчисляется пятью тысячелетиями? Поди под таким-то грузом личного опыта не стань снобом и мизантропом? – Дункан понимал это и делал необходимую поправку. Хотя... Многое все же зависит от характера. Самому вот Маку, например, четырехсот лет для обретения хладнокровия не хватило, сколько ни учился он на собственных ошибках, сколько ни бился лбом обо все углы. Да и на фиг ему оно? Один хладнокровный мудрый змей вон – уже в наличии, язвит-с, понимаешь ли.
− Типа, ты обходишься без красавиц? – якобы невинно хлопнул ресницами Дункан. – Тебя, часом, не отец Дарий звать? С каких это пор мистер Пирсон держит целибат? Аж три дня? – такой же детски-невинный взгляд, полный удивления. – Да и по части локальных разрушений мне за тобой не угнаться.
Напомнив ещё одну аксиому, шотландец, не глядя на Митоса, протянул руку к розовому кусту, принагнулся над одной из веток, удерживая пальцами цветоножку, и вдохнул шелковистый, сладковатый аромат пунцовых лепестков.
− Перед грозой так пахнут розы… − без улыбки сообщил он, но в голосе проскользнуло лукавство.
"Шотландский мальчишка быстро учится".
Или язвительность просто очень заразная штука, но Дункан делает успехи. Адам аж притормозил, сдержавшись от аплодисментов, однако слововыверт оценил.
"Хитро, очень хитро", − змей-искуситель покачал головой с той особенной улыбкой, которая появлялась на губах Старика, когда Мак его не видел. Каков бы ни был ответ на заданный вопрос, он бы проливал свет на личную жизнь Митоса. А информацию о себе давать какую бы то ни было, Пирсон не любил.
− Я бывал и жрецом, и монахом, − заметил Митос, искоса наблюдая за танцами у того же розового куста, коим полчаса назад любовался сам Адам, − лучше обойтись без атмосферных спецэффектов. Разумеется, если ты не притащил всех своих врагов следом.
Бессмертный на островок слинял подальше от драк и МакЛауда, который всенепременнейше в эти самые драки ввязывался, так что мужчине совсем не улыбалось, чтобы сражения пришли за ним сами.
– Да-да, воин-шаман, привет от Кастанеды, господин Смерть, Всадник Апокалипсиса… я в курсе, – продолжая нюхать розочку, невозмутимо отозвался Дункан, перечислив эти, в общем-то, грозные звания самым скучающим тоном.
Все они, однако, как-то не особо предполагали целомудрия, как он помнил, так что… шаманам, а уж тем паче воинам красавиц заводить никто не воспрещал, а уж чем в тиши келий занимались в темные века иные благочестивые монашки… вспоминать – сраму ведь не оберёшься! Так что и Митосу ничего не мешало – на то шотландец и намекал: мол, а меня-то чего попрекать?
Я обетов монашеских не давал… а рыцарских не давал, но несу. Воспитан так.
− Пускай я буду осужден
Судьей в ослиной коже,
Но старый, мудрый Соломон
Любил девчонок тоже! – якобы беспечно напел старинную народную песенку шотландец.
И взял паузу на несколько секунд. Подумать.
– Атмосферные эффекты? Ну-у... − его обращенный на цветок – и только на цветок! – взгляд из-под длинных ресниц на мгновение стал острым, − Будут электрические эффекты, за этим дело-то не станет, если враги притащились сами. Только не факт, что мои.
На этой жестковатой фразе он наконец прямо взглянул Митосу в глаза.
Перечисления званий и наименований Старейшего были сказаны скучающим тоном, но Митос слишком хорошо помнил устроенную Дунканом сцену с разъяснениями у машины Пирсона, и те косые недовольные взгляды, получаемые вместо благодарности за работу на два лагеря, презрение в ответ на практически граничащие с самоубийством старания спасти шкуру этого шотландского барана... и его лесной ведьмы Кассандры. На последнюю Митосу было глубоко наплевать, но ведь Дункан, глупый горец, взвалил на себя роль защитника "слабой женщины", а значит ему, Адаму, пришлось прикрывать их всех! Причем так, чтобы Кассандра понятия об этом не имела, да и из Всадников о неполной верности знал только вечно потрясающий оружием перед митосовским носом Кронос, на манер "так не достанься же ты никому".
"Ах, вот в чем кроется твоя язвительность. После всего ты продолжаешь меня винить? Ну что ж... так тому и быть".
После беседы на кладбище прошло всего ничего по меркам Бессмертных, каких-то полгода и теперь вдруг тут, на островке безопасности, куда Старейший сбежал восстановить собственную хорошенько порезанную душу, они увиделись вновь. Обычно Адам заявлялся в обозримое пространство Мака, а не наоборот.
"То ли еще будет", − мрачно хмыкнул Старик-Юноша про себя. Все это очень дурно пахло, и отнюдь не розами. В общем-то Пирсону сейчас было совсем не до красавиц. Слишком многое произошло за пару последних лет. Слишком стремительно. Слишком противно пищал вдалеке сигнал надвигающегося Сбора. А спорить с МакЛаудом – вообще дело самое безнадежное и бессмысленное, поэтому Старейший лишь пожал плечами равнодушно. Если враги пришли, лучше им не соваться под горячую руку.
− Я не люблю драться, но это не значит, что не умею.
И Дункан это знал, ведь сам видел Митоса в бою. Впрочем, даже сражаясь, Адам был гуманнее, чем раньше. Но Сбор все ближе, надо снова тренироваться в полную силу, чтобы продать свою жизнь безмерно дорого, если кто-то еще кроме горца сможет его найти.
Не понял… а еще мудрецом себя мнит. Хотя все же так очевидно, ребенок бы догадался. Что же мне, дадзыбао написать метровыми иероглифами, черным по красному: «Я приехал, чтобы быть с тобой рядом на случай всяческого «если что»? Да вот фигу тебе… с Маком.
Шотландец, конечно, огорчился, не так чтоб уж прямо до душевной раны, но загрустил, хоть виду не подал, пожал широкими плечами только да потер запястье пальцами, будто от холода. Хотя какой холод – жарища будет, вон солнце уж как высоко на безоблачный небосвод вскарабкалось.
Но собственно… какая разница, уразумел этот древний тип причину его, Дункана, здесь появления или нет? Главное, не прогнал от себя, не бросил «Без сопливых обойдусь». Хотя что-то похожее сказал, да. Ну да Бог с ним, лицо-то любому мужику надо держать, это тоже понятно.
− Умеешь-умеешь, − примирительно-ворчливо, как взрослый задиристому подростку, сказал МакЛауд. – Но сейчас я бы вспомнил другое крылатое выражение… − горец озорно блеснул глазами, − …уж извини, но не твоего авторства.
Горец вел себя странно. Странно даже для МакЛауда и это не могло не беспокоить. Вот ведь навязался на его, митосовскую голову, Бойскаут неуёмный. Даже пресловутое дункановское "нашей дружбе конец" не остановило Митоса от непрошенной помощи, а тут... вроде как спокойная обстановка... Сбор! Спокойная обстановка и временное помешательство всех уцелевших (ненадолго) бессмертных – взаимоисключающие понятия. А еще эта промелькнувшая грусть... кажись, великий воин Света мириться явился. Лучше поздно, чем никогда. Опустив вздыбленные "иглы" иронии, Пирсон снова придал голосу лукавые нотки. Похоже, Дункан даже не представлял, как умудрился обидеть друга в лучших начинаниях в прямо смысле слова. Раз забыл, не заметил... пусть так. И все же странно...
− Правда, и какое же?
Вместо светской беседы следовало бы проверить, не накачал ли еще какой странный доктор Мака наркотой по самое не могу, уж больно горец... подозрительный сегодня. Интересно, как же он загонял людей Джо, чтобы они умудрились достать буквально из-под земли Адама Пирсона. Столько труда...
"Я просто польщен. Был бы. Неужели ходячий рыцарский кодекс хоть что-то осознал?"
− Какое-какое… − в голосе заложившего руки за спину и заухмылявшегося шотландца вновь послышалось добродушное ворчание. – Такое! Житейское, знаешь ли, такое – «Война войной, а обед по распорядку». Не знаю, как ты, а я не фея, и одним только ароматом роз насытиться пока не могу.
Нет, определенно – места с благодатным климатом споcобствуют смягчению людских нравов, − подумал Дункан почему-то в старинной манере века так осьмнадцатого, начала девятнадцатого, сам усмехнувшись эдакой ментальной отрыжке. – К сердцу этот дикообраз меня, конечно, не прижал, но и к чёрту не послал, и на том спасибо. Теперь посмотрим – поцелует или изплюётся весь.
На всякий случай Мак отступил на шаг. Пусть Митос доказывает, что это он не верблюд.
− Я вот, например с раннего утра маковой росинки во рту не держал, а уже за полдень давно, хоть Ваша милость только с ложа сна встать изволили, − шотландец отвесил очень неглубокий, элегантный, но ироничный поклон. Многовековая выучка…
Отредактировано Дункан МакЛауд (2013-05-05 20:53:48)
"Все страньше и страньше", - вспомнилась вдруг Алиса в стране чудес. Вернее, Старейший ощущал себя попавшим в страну дураков, где он единственный не понимает как читать заклинание для выращивания денежного дерева.
Либо Адам спит еще и весь этот маразм – просто сон, либо с Маком и правда не все в порядке. Тогда к оному следует присмотреться. Как обычно, впрочем. Рассмеявшись сравнению с феей, ну еще бы, где дамочка в розовом с волшебной палочкой, а где Митос в гриме с окровавленным мечом, Старейший озорно фыркнул. Раз Дункан делает вид, что все хорошо и ничего не было, будем играть по предложенному сценарию, иначе от него не отвязаться.
− В таком случае, не соблаговолит ли Ваше высокоблагородие присоединиться к скромному мне для вкушения второго завтрака?
Ответный поклон, в точности отзеркаливший горца.
− Там есть сносная харчевня, - махнул рукой Старейший в сторону выхода, имея в виду местное кафе, в котором действительно можно было весьма неплохо покормиться.
− Моё Высокоблаго… тьфу! – горец мигом сообразил, что первый пришедший Пирсону на ум титул ему, МакЛауду, не подходит, не по праву ему так величаться, − …соблаговолит вкусить что угодно.
Вот вечно рядом с этим "скромным" человеком Дункан ощущал себя по поговорке – труба пониже, дым пожиже. Древний всё делал лучше – даже кланялся.
− Кафе, Митос. Ка-фе, − хоть тут пытаясь слегка отыграться – своей интегрированностью в мир двадцать первого уже века – по слогам повторил МакЛауд. – Теперь это называется «кафе». Харчевни остались в далёком прошлом, – шагая по неширокой аллейке розария, он возвёл очи горе и почти всплеснул руками, но тут же протянул задумчиво, – Хотя-а-а… если ты будешь косить под сумасшедшего историка… − покосившись на Пирсона, он утвердительно кивнул самому себе: неплохая, мол, идея, − …у тебя, кстати, получится, то… может, и прокатит. Даже оригинально будет смотреться, пожалуй.
"Сумасшедшего историка!" - мысленно передразнил издевательским тоном Митос, - "дубина шотландская. Вернее пень с глазами".
Адам сердился на ученика, хотя ничем это не выдавал, как и свою обиду. Не дело это для столь старого бессмертного поддаваться чрезмерно чувствам - вот на лицо результат. Вернее, вышагивает рядушком с истинно-довольной рожей. Кстати о роже. Странно, это слишком странно. Даже для Горца. Даже для пьяного горца. Даже для пьяного горца, получившего тепловой удар. Хотя... Адам зашел вперед и остановил Маклауда, уверенно беря его слегка недобритое лицо в ладони и внимательно всматриваясь в белок глаз. Нет, трезвый. Во всех смыслах. Значит, это просто нервы. Все становятся сами не свои во время последнего этапа Сбора. Возможно, Мак тоже чувствует его приближение и подсознательно натянут как струна, скрывая это не свойственной ему иронией, ведь все боятся. Даже Митос. Хотя он беспокоится не за себя. После достаточно близкого знакомства с Маком, Джо, Амандой, Валикурами, Митос как-то незаметно для себя заразился маклаудовской обязанностью оберегать. Правда, в отличие от максималиста-горца, Пирсон избрал определенный круг своих подопечных, который не собирался расширять даже под страхом смерти.
Отпустив Дункана, Старейший засунул руки в карманы джинсов и, слегка сутулясь, бодренько пошагал вперед к завтраку. Второму, третьему, какая, на фиг, разница.
− Показалось, − обронил на возможный вопрос друга.
Терзаясь душевно, Наблюдатель оставался спокойно-пофигистично-ироничным снаружи. Хороший шит, ведь тот, над кем насмехаешься, не может причинить боль... может, конечно, но пусть и маленькая, но ответная месть свершается уколом насмешки.
А Дункан не был ни пьян, ни обколот, ни стукнут ядрёным солнышком тропиков по тёмному темечку. Он действительно был прямо-таки болезненно трезв, (и именно поэтому мучительно хотел выпить). Просто он очень четко сказал себе ещё неделю назад, когда весь Орден Наблюдателей поставил на уши, чтоб отрыть все возможные и невозможые сведения о местонахождении Адама Пирсона, что украдет это время у судьбы. Для них обоих украдет, чтобы сделать его, время, отрезок его, огрызок – как угодно, счастливым и беззаботным. Это должно было стать его подарком Митосу. Сколько-то беспечальных дней, а потом – будь что будет. Примерно то же, что делал сам Адам для Алексы, хоть Мак и не соотнес эти мотивы и поступки.
Поэтому, когда Древний шотландца поймал за плечо, остановил, взял лицо Дункана в теплые ладони, тот попробовал ответить взглядом прямым и спокойным, теплым, уверенным: ничего такого, мы просто идём перекусить, как нормальные люди, и "сохранял лицо", даже после того, как Митос выпустил его.
− Я так и понял, − спокойно обронил Мак, тоже засовывая руки в карманы своих коротких светло-бежевых штанов и топая в сторону кафе. − С голоду чего только не примерещится.
Всю дорогу Старейший молчал. Страха он не увидел в горце. Это было что-то другое, нечто новое и совершенно незнакомое... скорее - смутно знакомое. Митос был собран и серьезен, создавая, обдумывая и отметая версии, что же происходит с его другом. Имитация - высшая форма лести, вспомнилось, когда Мак повторил его жест. Лишь получив от приветливой официантки прямо в руки меню, изволил вежливо поблагодарить и углубится в чтение... нет. Митос скользил по строчкам, машинально отмечая, что тут можно заказать на завтрак, но мысли его все еще крутились вокруг Дункана. Адам не понимал, что с горцем. Вернее, не так, его посетила одна догадка. Одна совершенно невероятная догадка, ведь если сам бывший Смерть видел и греческие оргии и игрища римских патрициев, то Мак – эталон рыцаря в сияющих доспехах, а никак не... Но этот вариант тоже можно проверить. Хуже уже точно не будет. Самое страшное, что может сделать шотландец – снова прогнать Митоса. А Дункан, кажись, умудрился в кои-то веки выбрать правильное время и место, чтобы попросить прощения. Теперь, хорошенько посмотрев ученику в глаза, буквально заглянув в душу, Пирсон определил, что тот однозначно настроен на примирение сторон.
− Кофе, пожалуйста, со сливками и двумя кубиками сахара.
Но интересный момент... правда, по причине брутальности Мака, спросить о своей теории напрямую Старик не решился.
Есть же благодатные места... − снова подумал МакЛауд, задевая пальцами свисающие на манер занавеси из бусин с садовой арки длинные лиловые кисти глициний. По дороге до кафе, хоть и не длинной, солнце успевало ласково припекать плечи и голову, заставляя шотландца блаженно жмуриться. Он твердо решил, что после завтракообеда в лепёшку расшибется, но уговорит Митоса остаток дня бездумно и бесцельно проваляться на каком-нибудь пляже. А пока...
Он готов был съесть слона, о чем жизнерадостно-многословно и поведал прехорошенькой мулатке-официантке, принимавшей заказ у Древнего. Но поскольку слонов в меню не значилось, равно как и китов, Дункан смирился, и выбрал салат из морепродуктов, попросту ткнул в строчку пальцем, до крайности похоже изобразив эдакого неграмотного Тарзана, (что иногда чертовски приятно), а потом кивнул на сотрапезника:
− Кофе как ему, пожалуйста.
− Салат... − задумчиво повторил Адам, краем глаза наблюдая неприкрытый флирт Дункана, на которое, о боги, девушка купилась с искренне-счастливым выражением лица. Старейший едва сдержал насмешливое фырканье. В прочем, МакЛауд хорошо научился пользоваться подаренными природой внешними данными, − да. И мне тоже.
"Надеюсь, на этом знакомство с морем ограничится".
У Отеля был прекрасный выход к океану, но Митос даже близко не подходил, поскольку случай из прошлого хорошенько отшиб желание лазить по открытым водным пространствам.
Тарзану, простите, МакЛауду принесли его заказ, вернее заказы обоих мужчин, кои получились идентичными. Но есть слонов Древнему не хотелось. Не по причине их полезности в народном хозяйстве, а из-за своих дум непростых. Сказать, что Митос никогда не думал о Дункане не совсем как об ученике, было бы неверным, скорее он запрещал себе искать в тех мимолетных взглядах и прикосновениях двойной смысл. Они друзья. Точка. Иное было бы неправильно с точки зрения позиции Митоса здесь и сейчас. Митосу прошлого же было бы глубоко параллельно, какого пола... кхм, объект возникшего желания. Но это в прошлом и уже давно. Он сам так решил.
Салат оказался на удивление вкусным, а прелесть местного кофе Пирсон уже заценил раньше. Покончив с завтраком, лениво отхлебывая кофе, Митос с лукавым интересом поглядывал на друга. Словно испытывая его. Невинные шалости, ничего не значащие и ни к чему не обязывающие, возбранять себе Наблюдатель не стал.
Frutti di mare* – это вам не хаггис какой-нибудь, это блюдо изысканное, так что вкушать его надобно вдумчиво, почитай что с благоговением, не говоря уж о нектаре божественном, в просторечии именуемом «кофе со сливками»! Оный подобает смаковать по глоточку, не отвлекаясь на глупости всякие, типа взглядов многозначительных и лукавых – кидай их на тебя хоть сам месье Мефистофель! Вот наш традиционно-национально скупой шотландец четверть часа усидчиво и от души именно этим и занимался – вкушал и смаковал, смаковал и вкушал, а как же! Раз уплочено будет – следует сполна получить удовольствие. Ну а что делать, горцы – такие горцы! – говорил весь вид мистера МакЛауда. Иногда, при случае, он умел классно разыгрывать карту принадлежности к своему народу… когда это ему было удобно, что сказывалось не только на традиционном, выскакивавшем где надо и не надо приветствии: «Я – Дункан МакЛауд из клана МакЛаудов». Насытившись и напившись вкуснейшего кофею, горец откинулся на спинку плетёного стула и послал на Митоса точно такой же лукавый взгляд из-под ресниц:
− Ну-с? Так что там с красотками и их отсутствием? Только не говори «я старый, меня девушки не любят». Не поверю ни на миг.
___________________________
*Фрукты моря (ит.)
Видимо, горцы действительно не умели одновременно делать двух дел. Или просто Дункан еще не научился. Ничего страшного, у него впереди тысячелетия... Хотя, с такими моральными принципами, коими славился мистер МакЛауд, без помощи верных друзей оному мечнику жить Адам пророчил лет еще пару сотен. Ну 500 - максимум. Это если случится ядерная война.
То, что Пирсона обозвали старым, еще ничего, хотя тактичность вообще не конек Дункана. Кстати, рано или поздно нужно ему это объяснить. Лучше рано. Например, сейчас.
− Мак, ты на редкость тактичен, − заметил Старейший, не глядя на собеседника, − я еще помню Алексу.
Да, влюбится в смертную для бессмертных явление нередкое, но влюбится в смертельно больную, умирающую женщину, которой осталось жить полгода - Митос превзошел сам себя. Эти несколько лет после ее гибели, несмотря на все приключения, щедро отсыпаемые легкой рукой МакЛауда, оставались острой памятью, хотя ни горец, ни Доусон, ни даже Аманда бы не заметили, что Старик не в настроении заводить романтические знакомства. Когда уходят любимые, 5000 лет опыта не дают ничего, кроме способа справится с этим ударом.
Маку будто кипятком плеснули – и в лицо, и в душу. Лицо вспыхнуло краской до корней волос, уши заполыхали как маков цвет, глаза блеснули остро и горячо, скулы резко обозначились. А душа… она просто свернулась от жгучего стыда, как брошенный в бульон капустный лист.
Да как… как… как же он не понимает?!
Боже, какой же я кретин!!..
Шотландец замер, будто застыл на своем стуле, не решаясь смотреть на Древнего… на друга, которого он так жестоко и глупо обидел.
Тупой дикарь. Сидел бы и дальше в своих горах со своими пещерными шутками. Образованностью и остроумием блеснуть решил? А ум перед этим включить не удосужился? Если бы мне кто-то так под дых… да убил бы! Вот прямо тут собственными руками и мечом форшмак бы сделал из остроумца.
Молчание над этим залитым светом солнца столиком было тяжелым и плотным, как черная дыра, и время засасывало так же. Челюсти сводило, но Дункан глотнул, и выдавил глухо:
− Я тоже помню Алексу. Прости. Я непроходимо туп. Но я не хотел… не хотел тебя обидеть.
Наблюдать за изменениями лица Дункана было ...познавательно. Настолько краснеющим горца Старейший еще не видел. Тот, казалось, прямо сейчас молился о возможности провалиться сквозь землю. Все самобичевания паладина с катаной прекрасно высвечивались на его лице, не нужен был даже опыт множества лет. Читать МакЛауда всегда было не сложно.
"Значит эту обиду ты понял, а об неоднократном обвинении в предательстве, о разрыве дружбы, о своем презрении - о тех обидах уже забыл? Зато я не забыл. Я ничего не забываю".
Митос одернул себя, напоминая, что сравнивать 5000 с гаком лет и 400 - не дело. Душевные метания с близкого расстояния, разумеется, очень забавны, но из-за своего дурацкого кодекса, ученик же теперь будет терзаться, пока не вымолит прощения. Причем карать и корить себя весьма безжалостно. На то он и МакЛауд из клана МакЛаудов.
Поднявшись со стула, Митос неторопливо обошел столик и положил ладонь ему на широкое плечо.
− Знаю.
"Прояви милосердие, бывший всадник Смерти, теперь ты можешь это сделать".
Вообще-то беды мучат, да уму учат – всех, кроме, видимо, тупоголовых шотландских троглодитов. Мак сидел пеньком, и сквозь стыд, бушующий в нем, как лава в вулкане, думал-прикидывал, на сколько ещё грабель ему, якобы галантному кавалеру на протяжении последних трёх сотен лет, придется наступить, прежде чем хоть какие-то манеры к нему прирастут. Как бы не чурбан бесчувственный, сам любимую женщину потерял, и сам после смерти Тэссы утешиться не мог… (да и сейчас смог ли? – теперь душу скрутило уже не стыдом, а болью), так чего ж брякнул-то такое?
Ум отступился? – Дункан страдальчески поморщился. – Ну, вот так хотел друга порадовать… отвлечь… дубина, пень четырехсотлетний.
Он так и не пошевелился, проводил встающего Древнего взглядом то ли жалобным, то ли виноватым, то ли опасливым – а может, всё это вместе смешалось, только, ощутив руку Митоса на своём плече, Дункан вдруг ощутил абсолютно неподобающее, но сильное желание потереться об нее щекой, поймал себя на этом желании, и снова вспыхнул, выпрямившись ещё больше.
− Понимаешь, я… − промямлил суровый, блин, горец! – Неизвестно, как долго мы…
Он осёкся, не представляя, как продолжить, и надо ли это делать вообще.
Теперь уже Старейшему придется отвлекать горца от тяжелых размышлений. А что делать? Уж очень жалобный взгляд у МакЛауда был. Словно у побитой собаки, которую пинком тяжелого сапога собираются отправить за дверь в грозу. К тому же, Митос заметил, как напрягся его друг-килтоносец под вроде как успокаивающим жестом, означавшим прошение за непредусмотрительную глупость. Самое удобное время, чтобы проверить теорию, не отходя от кассы, так сказать.
− Ты уже был на пляже? – спокойно поинтересовался Адам, не находя нужным отвечать на, в общем-то, риторическое пояснение присутствия одного конкретного горца в определенной местности.
"Решил перед смертью мудрости поднабраться? Лучше поздно, чем никогда".
Убирая руку с плеча Дункана, вернее, перед тем как убрать ее окончательно, словно невзначай провел по шее мужчины кончиками пальцев. Мимолетно. Случайно. Однако внимательно следя за реакцией своего подопечного на, в общем-то, невинное касание. Ничего такого Пирсон раньше не замечал за шотландцем, но мало ли... слишком многое произошло в последнее время, и... люди меняются. Он сам тому живой пример.
Возможно Дункан решил что Старейший достаточно осведомлен, чтобы успокоить его, горца, чувства, как отправил на сражение с темной стороной, уверенный в победе Мака. За помощью обычно идут к тому, кому доверяют.
"Просить прощения, не прося его... интересный способ".
Иногда – точнее, гораздо чаще, чем хотелось бы – рядом с тем, кто среди прочих имен (сколько их вообще было, за полсотни веков-то, имен и прозвищ? – сотни? тысячи?) теперь носил имя Адама Пирсона, МакЛауд чувствовал себя наивным и бестолковым мальчишкой, вот именно – шумным и глуповатым бойскаутом. Порой же Дункану казалось, что Митос попросту читает его мысли. Вот и сейчас, когда Древнейший из ныне живущих бессмертных спросил, был ли уже на пляже горец, у того снова мелькнуло шальное соображение о несомненных телепатических способностях Митоса.
Но... и эта мысль, и все прочие, растаяли от лёгкого прикосновения к шее сухих, но сильных и горячих пальцев. Мак замер, на мгновение забыв, как дышат. Больше всего он сейчас испугался, что... взгляд его Митосу тоже скажет... скажет даже то, чего сам Дункан не понимал... не до конца понимал... только начал понимать. Именно поэтому шотландец прикрыл веки.
− Нет, − выдохнул он хрипло. – Ещё не был. Я... искал тебя.
Как бы ни было это полезно для него, увы, Митос телепатическими способностями не обладал, просто хорошо знал людскую натуру, поэтому находил струны, на которых играл нередко весьма виртуозно во имя своего блага.
Взгляд МакЛауда ничего Пирсону сказать не мог, просто потому, что у горца не имелось глаз на затылке, а вот перерыв в дыхании был куда более верным и заметным признаком, что струна нащупана. Да и хриплый выдох...
"Очень интересно, можно добавить процент в пользу невероятной теории, которую, впрочем, нельзя отвергать из-за стереотипов. Последние, как известно, весьма шатки".
− Ну разумеется, зачем же еще бы ты притащился на забытый богом остров, оставив бесхозным свое парижское корыто, − обозвав баржу, Старик озорно, по-юношески ухмыльнулся, – идем.
Моря он не любил, но подразнить немного ученика, ласково отомстить за обвинения в предательстве и прочем, что пришлось пройти Адаму из-за Дункана – дело поистине святое. А месть - блюдо, которое подают холодным, пусть и как несчастные морепродукты.
Вы здесь » Вечность — наше настоящее » Былое » И кого-то обнял кто-то, что с него возьмешь?
