Начало игры.

Усталость умела быть ласковой. Странно, но это так. После достаточно долгой пробежки практически через весь Мальме, после пути в погромыхивающем поезде, в котором нельзя было сомкнуть глаз, после высадки уже в Стокгольме усталость приобрела имя собственное и стала зваться Усталость. Весомо и очевидно.
Темнокожая девушка перемещалась по городу стремительно и целенаправленно. На самом деле, если ее бы остановили и спросили «Quo vadis?», она бы не ответила, не смогла бы объяснить, куда спешит. Но вот если бы ее остановили просто ради остановки, она бы стала противиться. Сейчас, именно сейчас темнокожей девушке казалось, что остановка приведет только к одному – люди со знаками на правых запястьях ее найдут, мерзкий Хольмквист возникнет из ниоткуда, из-за первого же поворота и схватит ее за руку своими потными ладошками. На самом деле Ида никогда не имела счастья тактильно пообщаться с профессором, но его ладони представлялись девушке именно потными и мертвенно холодными. Она на бегу снизала плечами, стряхивая мерзотное ощущение, которое сама себе выдумала. Шаг стал еще стремительней, никогда ранее не знакомая с паранойей здравомыслящая Ида Линд отдалась в ее власть без оглядки. Казалось каждый второй мужчина несет на себе незримую печать той секты, в которую входил, а то и возглавлял профессор. Подумать только.
Ида на ходу сунула руку в огромную бесформенную сумку, вытягивая раскрашенный фиолетовыми полосами и пятнами широкий шарф из чего-то тонкого и удобного. Подарок Ба. Ох, не сейчас! Бегущая даже прикрикнула на саму себя. Мысленно. Несущаяся по улице еще куда ни шло, а вот говорящая сама с собой – в участок было нельзя никак. Ба предупредила – никаких властей. Пышные курчавые прядки волос исчезли под мастерски повязанным на голову шарфом. Теперь по улицам Стокгольма бежала прячась не просто темнокожая студентка высшей школы города Мальме, а реинкарнация Нефертити. Ида знала, что с эдаким ярким украшением на голове вызывает у своего отца почти слезы и произнесение имени египетской красавицы, а у прочих свидетелей явления некий замерший восторг. Это было приятно. Было. Сейчас это просто попытка хоть как-то исказить собственные черты, сделать себя менее узнаваемой. Глупо, да, но впервые бегущей от реальной опасности, от непонятной и необъяснимой опасности, эта мера казалось вполне имеющей право быть мерой.
Усталость умела быть ласковой. Голод умел уговаривать. Возле какого-то кафе или бара девушка остановилась. Причин для остановки было две. Ногам, пусть даже натренированным и могущим бежать долго-долго, все равно нужен отдых. Запах, доносящийся из заведения, вынудил замереть Иду, как вкопанную. А что, Нефертити тоже, поди, не воздухом питалась. В животе настойчиво и внезапно громко заурчало. Девушка торопливо заозиралась, сейчас больше беспокоясь за то, не слышал ли кто ее желудка-предателя, чем за то, не следит ли за нею кто-то в данный момент. Прислонясь к наружному карнизу окна заведения, Ида полезла в сумку в поисках кошелька. Огромные сумки несут в себе как преимущества так и недостатки. Главным, а для Иды единственным, недостатком большой сумки был только один – найти что-то быстро нереально. Кошелек вертелся и крутился, как живая рыбка, ускользающая от горячих для ее чешуи пальцев. Но Ида была опытным рыбаком, кошелек был изловлен. Денег осталось немного. Наличность почти вся ушла на билет, а вот карты... Карты были, даже не пустые. Останавливало только то, что Ида таки посматривала современные фильмы. Именно по картам вычисляли беглецов в девяноста процентах случаев.
Блестящий пластик оказался в пальцах. Ида отошла от окошка заведения, стараясь не смотреть в окна, в которых был виден зал и счастливые жующие люди. Большая машина, похожая на пикап, укрывала ее от взглядов с той стороны дороги. Девушка даже не заметила, как в размышлениях и усталости, привалилась тонким плечом к борту авто. Мысль – снять с карты денег или не рисковать – заняла все сейчас могущие думать извилины и способности.
Усталость умела быть ласковой. Ида уже остыла от бега и почувствовала прохладу. Короткая куртка и совершенно неподходящая для наличествующей погоды обувь дали о себе знать. Девушка нахохлилась, поднимая ворот кожаной курточки, прижалась к нагретому скупым солнцем боку пикапа. Бездушный металл сжалился и стал делиться накопленным теплом.
Так она и стояла, нелепая, уставшая возле чужой машины, все еще решая – быть или не быть?

_____________________________________________
*– Куда идешь? ( лат)

Ну что шотландцу, с малолетства привычному скакать по родным каменистым холмам родины, пешая прогулка по безупречным мостовым теперешних европейских городов? Да ничего! Дункан шагал легко и быстро, почти переходя на бег, летел, как пущенная из индейского лука стрела, будто бы и не шёл даже, а перемещался плавно, словно призрак. Впечатление это лишь подчеркивалось развевающимися полами длинного, просторного  плаща. Наверное, со стороны это выглядело красиво, но Мак об этом не думал, как не думал и о том, что его спутник отстанет: Зов же звенел, не пресекаясь, на грани восприятия, становясь привычным ощущением.
К тому же... не надо было и задумываться особо, чтоб сложить два и два: американец, явно тертый долгой жизнью – сам же сказал, что живёт дольше обычного человека, не свежеобразованный бессмертный, как минимум, да ещё обладающий звериным прямо-таки чутьём, и чтоб заблудился и отстал? Да полно! Вот это уж точно за гранью фантастики, даже ненаучной.
Так что горец шагал себе и шагал, не отдавая себе отчёта, что ни его шагов, ни шагов Логана почти и не слышно в улочках и переулочках, вновь немноголюдных – полиция исчезла, зеваки тоже.
Лишь выходя из последнего такого на небольшую прибрежную площадь, шотландец посторонился, пропуская вперёд своего когтистого товарища.
– Ну, вроде дошли, вот он, бар. Здесь твоя машина? – небрежно обронил горец, снова двигаясь с места, и ещё с него пытаясь на ходу определить, какая из тачек принадлежит его новому знакомцу.
В отличие от людей, машин на парковке нашлось не раз-два и обчёлся. Внутренне усмехнувшись, Дункан сказал себе, что вообще-то больше всего Логану подходил классический брутальный донельзя байк, но двухколесных механизмов на стоянке не было, так что выбирать приходилось из четырехколесных вариантов. Наверняка не помпезный Бентли... и не щёгольский Range Rover Evoque...
В общем, как ни крути, по всему выходило, что наибольшим соответствием с тем, как МакЛауд представлял себе логаново средство передвижения, (а уж точно никак не предмет роскоши) могла считаться та самая Тойота, к капоту которой прислонилась, по видимому, отдыхая, темнокожая девушка.
Хороша, – даже не особо вглядываясь в юную особу, лавирующий между авто шотландец её оценил. – Стройная, изящная, гибкая как лозинка, а горделивой посадке головы позавидовала бы сама Нефертити. Забавно, что и головной убор у неё напоминал ту самую, незабываемую, почти цилиндрическую тиару древнеегипетской царицы – из верхнего конца мягкой трубы, образованной широким пестрым шарфом, буйно выплёскивалась тёмная пена пышных вьющихся волос.
А ещё... Дункан мысленно чертыхнулся, обдумывая, насколько пропорциональна возрасту паранойя у бессмертных... у него, если конкретно, ибо, как несколько лет назад в Париже при любовании одной рыжей красавицей под дождём, опять ему в ситуации «девушка и машины» померещилось по отношению к ней чьё-то слишком пристальное и недоброжелательное внимание. Со стороны компании во-о-он тех крепких ребят на крыльце бара.

Отредактировано Дункан МакЛауд (2014-01-24 01:02:09)

Воздух точно загустел. Ида не могла чуять опасность загодя, не могла одним взглядом ковырнуть краешек души человеческой, угадывая намерения, но все же что-то у нее было, кроме вполне конкретных и датируемых предсказаний. Крепкие парни, возникшие точно из воздуха, точно соткались из ничего в нечто, плотной одинаковоликой группкой двигались в ее сторону. Именно не шли к ней, а двигались в ее сторону. Можно было решить, что они просто идут по своим делам, старые приятели, друзья даже, уж больно одеты они были похоже. Так бывает, когда люди долго знают друг друга и общаются очень часто и плотно. Но нет, Ида не поверила в прогулку мимо. Она поверила в другое. Девушка готова была поклясться, что на правом запястье каждого из «друзей» красуется ровный кружок с непонятными каракулями.
Как же так? Она же не в Мальме. Глупая, глупая Ида! Мальме – не весь мир! По сути она и не убежала никуда, только отсрочила неизбежное. Но почему тогда Ба сказала прибыть именно в Стокгольм? В этот город каналов, ветра и домов цвета лета? Опора снова возникла под ногами. Сумка взлетела через плечо, пересекая широким пошарпанным ремнем грудь девушки. Решительный взгляд в сторону »друзей» Хольмквиста. Еще не сейчас. Еще рано бежать. Еще немного нужно подпустить их, чтобы зашли дальше на узкий тротуар, прижатые, как и сама девушка, ровным рядом машин к стенам домов. Они не смогут бежать за нею все сразу, им придется сделать свою колонну, шеренгу, как угодно, Уже и мешать друг другу. В этом был какой-то резон. Сейчас фрёкен Линд ничего умнее не смогла выдумать.
Оставалось всего несколько секунд до того момента, как балетки снова станут мерять ровными шагами старые мостовые Стокгольма, а диковинная птица снова попытается вывернуться из хищных пальцев, когда с совершенно другой стороны улицы Ида приметила еще нескольких загонщиков. Повернувшись, она увидела, что их всего двое. Эти двое разительно отличались от тех, которые старались выглядеть как стопятьдесят агентов Смитов разом. Один вида мажорного, второй – откровенный забулдыга. Воздух и время стали вязкими, как сироп клена. Девушка застыла, разглядывая этих двоих, что шли к ней. Да, да. Теперь уже к ней. Сперва они просто шли. Это было понятно. А вот теперь...
Ветер, не спеша в сиропной паузе жизни, подхватил серый венчик пыли с камней улицы, крутанул его в танце и поднял, как поднимает со стула танцор партнершу по танцу, крепко прижимая тонкий стан, чтобы на время звучания музыки стать одним, единым.
«Мы воображаем, что любая внезапная перемена – это что-то выходящее за пределы нормального, за границы обычного порядка вещей. Несчастная случайность, вроде автомобильной катастрофы. Или нечто от нас не зависящее – как смертельная болезнь. Мы не желаем признавать, что внезапные, резкие и непредсказуемые изменения на самом деле естественным образом заложены в ткань существования».* - эти слова всплывали в головке, украшенной ярким шарфом. Медленно, одно за одним, как когда-то выученный урок. Вызубренный, а теперь и вдруг нашедший подтверждение в реальном, настоящем мире. Ида не заметила, как стала шептать. Ее любимый фильм, ее любимый персонаж, рассуждающий о теории хаоса. Девушка помнила, как они тогда спорили с Ба о формулировках этого закона, но в целом две женщины, старая и совсем юная, были согласны с Майклом Крайтоном. Последующие сто раз этот фильм смотрелся обеими сосредоточенно и молча. А зачем разговоры, когда и так все ясно?
Двое. Решительные, имеющие по пятнадцать решений на каждую из возникших проблем. Это видно, это чувствуется. Огромные глаза девушки расширились. Раньше никогда она не испытывала того, что испытала сейчас. Она видела, увидела нечто странное. За плечами каждого из двоих на какие-то несколько мгновений показались призрачные силуэты. Нет, не силуэты. Это было похоже на отражения в старом, очень старом зеркале с пятнами черноты от возраста на серебряной изнанке отражаемого мира. Один из двоих, мажор, отразился ярко и четко. Так же высок, гордая посадка головы, длинные волосы, как у древних королей, из-за плеча выглядывает нечто определенно опасное, но в растерянности девушка не смогла определить, понять, что именно. Второй же приковал ее внимание куда крепче. Забулдыга отразился как угодно, но не Homo sapiens. Хотя, может, и sapiens, но определенно не Homo. Нечто огромное, мощное как ураган, сильное неудержимо, дикое, возможно. Вполоборота к смотрящей отражение подняло голову, как воющий волк, и огласило зазеркалье беззвучным ревом, не терпящим возражений. Да и кто бы осмелился возражать?
Еще миг, еще удар сердца и отражения сгинули, точно все девушке померещилось от усталости и гнетущего страха. Ида выдохнула. Привидится же. Хотя неудивительно. Она наклонилась вперед быстро, упершись руками в колени, ей было нехорошо. Приступ угрожал своей близостью, но для него не было времени. Ни минутки на то, чтоб пообщаться с грядущим или с миром, доступным ее народу.
– Не ...сейчас... – отчетливые слова мантры, отсрочивающей видение и все сопутствующее. Приказ.
Пока Ида приходила в себя, бледная резко, дышащая тяжело, пара, идущая к ней, разделилась. Мажор направлялся уже определенно к ней. Решительно и легко, кидая короткие взгляды на своего спутника и Мистеров Смитов. Забулдыга же точно искал драки. Плечи опустились, наклон головы совсем чуть вперед, но этого более чем довольно, чтобы понять. затем он заговорил по-английски и у Иды в прямом смысле слова отвисла челюсть.
– Здорова, мужики! У вас какие-то проблемы? Мне не нравится, как вы смотрите на мою жену. Что вы имеете в свое оправдание?
Новоиспеченная »жена» позабыла даже про Хольмквиста. Девушка знала английский, бегло говорила на нем, но не могла же она ослышаться? Его кто?
________________________________
*Майкл Крайтон »Парк Юрского периода» (с).

Дюжие парни Логана почти не испугались, и поначалу просто заржали дружно в ответ на его притязания. Из чего тот понял, что девушку они знают, пусть и косвенно, и точно знают, что она ему не жена. Перестав издевательски подхихикивать, мужики приняли серьезный вид и поперли на Росомаху плотным строем. Еще на подходе Логан приметил узкий переулок с парой мусорных баков, куда, по всей видимости, скидывала бытовые отходы забегаловка, у дверей которой он пытался пообщаться.
– За просмотр денег не платят, – высказался самый крупный из троих, что, вероятно, был в их группе за главного, и пошел на Логана. Тот намеренно пропустил удар в живот, и согнувшись, типа от боли, схватил парня за руку, потащив в сторону переулка, вынуждая остальных последовать на ними. Мужики обрадовались такому раскладу и налетели на него все втроем.
– Как-то это не по рыцарски, – прокомментировал Росомаха, ударив первого нападавшего головой о кирпичную стену, кулак второго он поймал в паре сантиметров у своего виска и сломал ему руку, повернув на не физиологичный градус в локтевом суставе, и, чтобы тот не орал, вырубил его ударом в голову. Оставался еще один, который, судя по всему, намеревался по-тихому стечь из ситуации, но не тут-то было – Логан кинул в него мешком с мусором, сбил с ног и на некоторое время успокоил. Тем временем первый начал приходить в себя. С этим надо было быть понежнее, иначе, как узнать какого черта здесь вообще происходит? Еще до того, как мужик успел открыть рот, чтобы позвать на помощь или еще для чего, Логан обездвижил его резким и сильным ударом в шею, и прислонил все к той же стене. Прежде, чем убрать за собой мусор, Росомаха обыскал парней: кроме пары кастетов и выкидных ножей никакого оружия у них не обнаружилось. Он выключил и забрал их сотовые и документы, неплотно закрыл крышку контейнера, чтобы не задохнулись, уложив туда оба тела, привычно закинул руку парня себе на плечо, поднял его на ноги и поволок на себе к машине.
«Я тут не местный, пусть Мак его допросит. А то я ведь могу и переусердствовать, и мы вообще ничего не узнаем».
Тем временем Дункан, казалось, уже нашел подход к девушке. «Судя по выражению ее лица, отсутствующему взгляду и пугающей бледности смуглой кожи, девчонка вряд ли закричит», - подумал Логан.
– Держи, – он швырнул Маку ключи от машины, метров так с 30-ти, в полной уверенности, что, тот поймает.

Век живи – век учись... и два учись, и три, и даже четыре, тогда, вопреки запомнившейся и по-русски пессимистичной пословице, есть некоторая надежда, что помрёшь не дураком. Вот Мак когда-то твёрдо решил не умирать, или хотя бы, если уж неизбежно пришлось бы, помирать не только здоровеньким, (а для того некурящим и не… мало... ладно-ладно!.. – умеренно пьющим), но и умелым по части обращения с дамским полом, и в этом деле учеником был старательным, а потому, без ложной скромности говоря, некоторых успехов достиг. Например, отлично знал, что женщина на грани нервного срыва куда непредсказуемее сакраментальной обезьяны с гранатой, а потому, в принципе, не удивился бы ничему. Он был в теории и на практике готов ко всему – и что девчонка замрёт замёрзшей на лету птичкой, и что завизжит на всю улицу, начнёт вырываться, выгибаясь, царапаясь и вереща, словно ошпаренная кошка – в любом случае её следовало держать, не пущать и тащить отсюда подальше.
Однако мулаточка повела себя иначе – да, замерла, но кошачьим уже, прояснившимся, цепким, почти яростно-требовательным взглядом огромных золотых глаз впилась в глаза МакЛауда и вцепилась пальчиками в дунканово запястье так, что появление мимолетных, моментально проходящих синяков не вызвало у горца недоумения. Удивление холодно и неприятно шевельнулось в сознании по другой причине – от того, как она на запястье это, на тыльную его сторону взглянула, проведя сперва пальцами, будто слепая.
Шотландец бы докрутил мысль, если бы эта пра-пра-и ещё сотню раз «пра» внучка Нефертити не заговорила... на редкость строптиво причём, хоть хрипло и еле слышно. Она возражала, во как! – Дункан про себя даже подивился уважительно: красавица ещё и с норовом, превосходно... правда, вообще превосходно, а не именно сейчас, так что Мак покрепче взял её под локоток, говоря ещё мягче, припоминая бытность свою санитаром в Первую мировую:
− Не нужно бояться, врачи Вам помогут, всё будет хорошо...
Однако на изумлённый её возглас «Ваш друг...!» ему не только отвлечься, но и обернуться пришлось, чтоб взглянуть, чего же там такое творит этот новоявленный друг... и новенький, неожиданный якобы муж.
Хм. Да, полюбоваться, собственно, было на что, Мак со скрытой улыбкой похвалил себя за правильный выбор глагола – Логан именно творил, грех называть происходящее сперва у крыльца бара, а потом в переулочке с баками заурядной потасовкой. Это было быстро и в меру беспощадно, а потому красиво, как всякое оптимальное решение проблемы. Девчонка прожигающими прямо-таки на зависть кинговским героиням взглядами, а потом и нетерпеливыми жестами призывала горца не стоять столбом, а поспособствовать действием скорейшей победе над силами зла, но МакЛауд к кипучему богатырскому веселью присоединяться не спешил – незачем было… мешать. Или шотландец ничего не понимал в драках, или это был вдохновенный сольный номер американца, эдакий танец, когда натренированное, умелое тело всё делает само, когда его захлёстывает и несёт умный азарт боя, и нет нужды ни раздумьях, ни в помощниках, тем более.
Мрачноватый юмор запихивания бесчувственных агрессоров в мусорный бак Дункан тоже оценил, ухмыльнулся, аккуратно отцепляя тонкие смуглые пальчики от собственного многстрадального рукава, и тут же нахмурился, подхватывая пошатнувшуюся и снова стремительно сереющую девушку за талию. У бедняжки и ноги-то подгибались, адреналин схлынул – и где та выносливость? – оно понятно, так что до спасительной стеночки – прислониться, Мак девицу почти донёс – не велик труд, она легка, как козочка. И упряма, как... другое копытное, раз бормочет «Не сейчас».
Крепко же, видать, её доктора когда-то напугали... − снова нахмурился шотландец, одной рукой придерживая девицу за плечико, а второй нашаривая мобильный в кармане плаща, потому как скорую надо было вызывать взаправду, а медпомощь требовалась юной «жене» уже всерьёз, а не за-ради повода увести с места происшествия. 
– Минуту… один момент… – бормотал Дункан, вытягивая телефон, как назло, запутавшийся в карманной подкладке, и…
Чёрт!.. – надо было эту гибкую излишне красавицу-спортсменку обеими руками держать всё же, или хоть прижимать покрепче! Вывернулась ведь, разогнувшись, проскочила под рукой у Мака и, в свою очередь, сцапала за руку мóлодца в бессознанке и не совсем доброго, волочимого мимо Логаном!
А эта-то пигалица чего творит? – на пару мгновений Мак действительно растерялся. Но разукрашенное тёмно-синим запястье бугая перевело эмоции в размышления – уж больно знакомая татуировка явилась взгляду горца. Он кивнул – мол, понял, и машинально поймал брошенные Логаном ключи, бессознательно и точно, просто будто взял их из воздуха, когда они оказались в нужной точке, и уже сжимая их в кулаке, понял, что, сколь ни ловок, а не поймал бы, если бы старался поймать, но мысли были прочно заняты другим.             
Наблюдатели? Но девчонка не бессмертная, зачем они её преследовали? Она об этом знала, знала, где искать опознавательный знак Ордена… и искала его у меня, – дошёл наконец до Мака смысл странных девических прикосновений и взглядов.
– Ну, дела! – отпирая «Тойоту», ведь у Логана руки были заняты своей ношей, которая очень даже тянула... на центнер, поди, тянула запросто, посуровевший мигом Дункан опять качнул головой и посмотрел поверх машины прямо в глаза стоящей напротив девушки, которая, слава богу, не намеревалась, как будто, опять пускаться в бега. – А Наблюдателям-то ты чем насолила, Нефертити нашего времени? 

Отредактировано Дункан МакЛауд (2014-02-04 17:56:44)

Ида фыркнула на слова мажора о ней, как о Нефертити. Ну да, а этот, забулдыга. по всей вероятности, сам фараон. Девушке стало смешно. Так бывает смешно, когда смеяться неуместно или попросту нельзя. Мулатка губы поджала, глаза в асфальт, старательно рассматривая ботинки мажора.
На слова же мужа и фараона в одном лице кивнула с заметным, но тихим выдохом. Не более.
А теперь самое главное. Как объяснить все?
Господа, я не больная, но я умею видеть будущее. Хотите покажу? – и хлоп в припадок... Н-да, не комильфо как-то. Все это девушка обдумывала, уже забираясь в теплое, безветренное нутро автомобиля. Даже не в теплом воздухе дело, а в том, что перестало дуть сырым и сильным ветром с воды. Пока счастье имело такие рамки.
Не знаешь, что делать – делай шаг вперед. И Ида сделала.
– Меня зовут Ида Линд. Я вовсе не больна, мне вообще нельзя к врачам. Я не знаю, кто такие Наблюдатели, я не знаю, что я им сделала, но они гонят меня второй день с самого Мальме. Моя бабушка велела мне ехать в Стокгольм, сказала, что именно здесь я встречу помощь. Вероятно, она видела вас... – желтые глаза медленно проскользили взглядом по лицам обоих мужчин, для этого ей пришлось неудобно вывернуться на переднем сиденьи.
Такие разные лица. Очень разные. Но в них обоих было нечто такое, что можно было назвать наверное родственной чертой. Это странно. У этих двоих, даже если судить по внешности, ничего общего быть не могло вообще, кроме, пожалуй, страны проживания. Однако же так вышло, что они оба оказались теми и там, где было необходимо. Как чудесен мир. Ида так искала в этих лицах, в этих защитниках еще и веру в свои слова. Господи, это никогда не было так важно, как сейчас.
Девушке, откровенно говоря, никогда и не приходилось распространяться про свои умения кому-то постороннему. За эту сторону жизни несла ответственность всемогущая Ба. Она четко знала, кому довериться имеет смысл, а кого гнать от семейных тайн поганой метлой и подальше. Но теперь Ба не могла даже погладить ее по волосам, молча улыбаясь. Всемогущая Ба указала путь, который, возможно, только возможно, приведет не в психушку, а к продолжению жизни. Это почти страшно. Ида не просто так села боком. Рука на всякий случай за спину, чтоб в случае попытки новых знакомых вызвать санитаров, открыть дверь и выпасть на тротуар. А дальше... Дальше уже дело ног. Длинных, черт побери, красивых ног, которым не место в дурдоме.
– Я могу только предположить... – тем временем продолжила девушка, – ...я... – Ида отвернулась, посмотрела в лобовое стекло авто зачем-то. Тонкая шея принужденно вывернулась, открывая взору желающих видеть профиль той, что нарекли Нефертити. Затем решительно выдохнула: – ...я нужна им, потому что я молодая, а моя Ба старая... и я умею видеть будущее...
Последние слова ухнули в гробовую тишину салона авто. Стало так тихо, что можно было разобрать мерное сопение бессознательного агента Смита. Еще пара секунд – и либо прыгать из машины и молиться, чтоб эти двое не бегали так же, как дрались, либо получить хоть какие-то объяснения и покой, тихую гавань, чтоб пережить приступ и планировать что-то дальше.

Отредактировано Ида Линд (2014-02-05 23:12:47)

– Что это значит – обменяем на девушку? Какая-то не смешная шутка? – Росомаха нахмурился, но потом его лицо снова приняло прежнее спокойно-сосредоточенное выражение, с никогда не проходящим налетом убийственной решимости.
– Ну, на баржу, так на баржу. Я уже понял, что ты привязан к своему плавучему дому. Только учти, что она далеко не Форт Нокс, засесть на ней это чуть лучше, чем допрашивать его в чистом поле. Нам остается надеяться на то, что мы сумеем вытянуть из него информацию до того, как начнется штурм. Или, – он подмигнул Иде в зеркало, хоть она совсем на него не смотрела сейчас, – на то что, наша «кассандра» увидит что-то полезное для нас вовремя.
Больше, чем все эти поганые сектанты, Логана интересовал Дар Иды. Лично ему пророк был не нужен, но после общения с сильнейшими телепатами планеты, он испытывал перед ними некий пиетет, в то время как бессмертием удивить его было сложно. Машинально он положил голову заложника к себе на колени, и почти нежно обхватил его шею своей огромной ладонью. Так он контролировал пульс, и в любой момент был готов слегка придушить, чтобы продлить его «сладкие» сны еще на некоторое время.
«И когда я уже услышу от этого «доброго самаритянина», – он имел в виду МакЛауда: – «Солдат, мы не на войне! Отставить!» Э, нет, не услышу, ведь мы на войне, не так ли?»
Да понял он, понял, что Мак не собирается никого убивать, просто хочет задать несколько интересующих его вопросов. – «Ну да ничего». – Логан постарается и рыбку съесть и косточкой не подавиться, только при этом не гарантирует, что кролик не пострадает совсем.
– По крайней мере, нечто типа ответа на один вопрос у нас имеется: девушка нужна Наблюдателям, потому что она провидица.
«Талант весьма полезный, открывающий, так сказать, широчайшие возможности при умелом использовании».
Иде, совсем другим тоном, мягким, если Логан, вообще умел так говорить:
– Хорошо. Ты не больна. Но я по собственному опыту знаю, что такого рода таланты имеют неприятные побочные эффекты. И если есть средство, чтобы их облегчить, скажи заранее. –  Через небольшую паузу. – Я не хочу видеть, как ты страдаешь.
В памяти Росомахи, независимо от его воли, всплыло искаженное болью и страхом лицо Джины, когда она боролась с кошмарами насылаемыми Фениксом или другими телепатами.
«Я не хочу, чтобы ты страдала, девочка».

А потом это всё же началось – и Мак сочно, хотя и беззвучно, ругнул себя: не нужно было так давить на девчонку, она и так держалась на честном слове, долго ещё держалась, молодец. Только сейчас до горца дошло, к чему относилось её умоляющее «не сейчас», и в душе снова шевельнулось уважение к этой смуглой… козе. То есть уже не смуглой, а пепельно-бледной.
Боже ты мой… – МакЛауд машинально нажал на педаль тормоза, когда тонкое тело выгнулось мучительно на соседнем сиденьи. Взгляд обернувшегося на Логана водителя заострился вопросительно: «Всё плохо. Что будем делать?».   
Да, на своём долгом веку Дункан повидал немало нервных и эпилептических припадков, много где и когда, да вот хоть во время передышек в клинике Шона Барнса, где, конечно, было тихо и покойно, но не всегда, далеко не всегда, всё же психиатрический санаторий место такое… так что, в принципе, шотландец знал, что нужно предпринять в этом случае, до приезда скорой, а то и вместо вызова специалистов, чтобы приступ подобный не закончился совсем уж печальным исходом. Однако что-то мешало ему начать положенные по правилам неотложной медпомощи мероприятия. Этим «чем-то» стала слабеющая уже, но ещё внятная просьба Иды.
Да, в другое время и при иных обстоятельствах, он, само собой, менее всего принял бы во внимание умоляющий лепет явно нездоровой девицы, но сейчас... не мог он ослушаться того, что светилось в огромных золотых глазах, прежде чем они закатились под лоб. 
Кстати, о честном слове… нет, очень, до крайности некстати!..
Да, он ничего не обещал, даже не кивнул в ответ на её затихающее «прошу!..», но… казалось кощунственным, попросту невозможным ей не помочь… вот именно невмешательством в то, от чего неприятно холодел затылок и по хребту дружным колючим строем шли ледяные мурашки. Вдруг вспомнились скупые, но яркие рассказы Коннора, много бывавшего в Африке, о способе тамошних колдунов разговаривать с духами, самолично услышанные поразительные вещи, что могли поведать шаманы маленького племени, уничтоженного до единого человека полтора века назад. В прежние времена, в обществах, теперь называемых первобытными, не было психически больных –  одержимые выполняли свою, крайне важную для всех функцию: они разговаривали с предками и богами.
Впрочем, самому Маку подобных сакральных процедур воочию наблюдать не довелось, что делал Колтек, скрывалось во тьме, ибо ритуал хайоко не оставил никаких видимых воспоминаний – состояние, поглотившее горца в месте силы почти сразу, с полным правом называлось беспамятством; и его опыт общения с единственной знакомой пророчицей в процессе её, собственно, ворожбы, получился, можно сказать, низкорейтинговым, с отметкой 12+, (столько Дункану в ту пору и было) детским во всех смыслах. Он остался в памяти чередой потерявших резкость в мягком ореоле времени картинок: белый волк, таинственная хижина в чаще, зыбкий молочный туман над озером, прекрасная пышноволосая и зеленоглазая женщина, сперва первозданно нагая, потом облачённая в наряды, у принцесс вызвавшие бы зависть, её чарующий голос… все красиво, дивно, сказочно.
Не то что сейчас.
Да, он уже не был суеверным мальчишкой, выросшим среди полудиких и запуганных людей, которые любую странность объясняли или кознями дьявола, или происками сверхъестественных сил, испокон веку живших в холмах-реках-лесах, или ведьм с волшебниками, которых, судя по рассказам, больше-то похожим на россказни, как он теперь, задним умом, понимал, кишело в мире не меньше, чем лепреконов и фей, но сейчас жуть одолевала его, четырехсотдвадцатилетнего, уже мало во что верящего. И смотреть на то, как девчонка рядом мучается, было невыносимо – не предназначено это зрелище для чужих глаз, да даже не чужих, просто чьих-то ещё.
Слишком это… знакомо.
Да, Дункан не видел себя со стороны во время квикенинга, зато не однажды видел других, и… пусть Иду не хлестали раскалённые добела хлысты молний, судороги её колотили так же. И вообще, чувствовалось бог (а скорее чёрт) знает, каким органом: в девушку тоже входит Сила. Иная, но не менее древняя, и не более добрая, чем та, за которую насмерть бились бессмерные.
А всё, чем он мог помочь отважной девочке – это молчание и ожидание.
Потому что всё заканчивается – рано или поздно, так или иначе.
Но выдохнул МакЛауд только вместе со всхлипом Иды. Кажется, все эти бесконечные пять минут он и сам дышал-не-дышал.
– Только один, – откликнулся коротко и хрипло, не утешая, зная откуда-то – это бесполезно, хотя от того, что она (правильно и по праву) оплакивает их, было муторно до обморочной дрожи где-то глубоко внутри. – Таков закон.
Теперь можно было трогаться, нужно было – девочка ослабела, как – он знал по опыту, но восстанавливаться ей, смертной, придётся не пять минут.
Нужно домой, – и «Тойота» плавно взяла с места.
– Шотландец, – подтвердил без удивления и улыбки, глядя, как первые капли дождя пятнают лобовое стекло. Голос звучал чище, но так же безжизненно. – Я родился в 1592-м году в тамошних горах.
Крестьянка нашла тебя в пещере… – в тысячный раз откликнулась память голосом отца.
И значит, даже если во мне нет ни капли крови МакЛаудов, я шотландец по праву рождения, – повторил Дункан тысячекратное доказательство самому себе.
Он молчал, плавно катя по безлюдной, залитой дождём набережной, подводя пикап прямо на тротуар, впервые нарушая все правила, к самым сходням.
– Мы приехали, – тронул Иду за плечо и, открывая дверцу, попросил американца: – Не выходите ещё минуту, я отопру.

Отредактировано Дункан МакЛауд (2014-02-10 05:44:42)

Сперва были слова. Два голоса мужских по очереди объясняли Иде ее же лепет. Очень кружилась голова, но девушка не поручилась бы, что голова кружится именно из-за прошедшего припадка. Мир повернулся к Нефертити той гранью, той высотой, которая была раньше достижима только отдельными птицами. А теперь в той выси знания парила и Ида Линд. Кружит-кружит голову от высоты, от глубины существующего мира, от правды, выплывающей медленно и торжественно, колоссальной правды.
Господин Дункан МакЛауд вышел, легонько хлопнув дверцей авто. Если бы хлопнула вторая дверца, задняя, обозначая, что Иду оставили в машине одну, она бы сумела на упрямстве, на силе воли отпереть свою дверь и, вывалясь из авто на асфальт, уйти, да хоть бы и уползти, в неизвестном направлении, чтоб этим двоим показаться общей галлюцинацией. Нет, этого Ида хотела не потому, что боялась, не доверяла или еще что-то такое. Ей попросту было стыдно. Стыдно за то, что не сумела сдержать припадка, что это произошло вот так, на глазах других. Она знала, как выглядит во время «сеанса связи». Этот вопрос занимал ее ровно так же, как занимал бы любую красивую девушку. Праматери не сочли трудом показать Иде Иду. Это было почти отвратительно. Вот именно за это стыд сжигал ее изнутри.
Но вдруг (как и все в последнее время) стало так тепло!.. Обоняния коснулся запах теплой кожи, отголоски парфюма с яростными мускусными нотками и еще чего-то невероятно приятного, но незнакомого совершенно.
Что? Бежать? Куда? От этого тепла, заботы? Ида, ты ненормальная.
Девушка сползла чуть ниже по сиденью, занимая площадь под теплой одеждой с чужого плеча как можно больше. Улетучивались дурные мысли. Это оказалось так легко. Просто дать им унестись, не цепляться за каждую в отдельности и за все сразу. Ида носом уткнулась в воротник кожаной куртки, и с невыразимым удовольствием осторожно втянула ноздрями запах, запоминая Запах Заботы навсегда.
Столько нового сразу. Новая жизнь. Нужно соответствовать.
Девушка все так же не открывала глаз, уже высохших от слез. Еще раз с наслаждением вдохнув подкурточный воздух она решилась спросить:
– Господин Логан, все остальные, которых я видела, владели ...в смысле у них было какое-либо холодное оружие. А у Вас нет. Отчего так? – желтые искры чуть приоткрытых глаз из под ресниц, она даже развернулась, чтобы не быь неуважительной к тому, кому задала вопрос. Хотелось слушать. Полулежать вот так, почти калачиком, греться чужой Заботой и слушать-слушать. Именно сейчас, в эту теплую минуту после страшного напряжения многих сил, было лучше всего. После грозы тоже дышиться лучше всего. Так и теперь...

– У меня есть оружие, и оно прочнее стали. Ты обязательное его увидишь, но давай не будем торопить события.
Росомаха почти умилялся, наблюдая, как Ида кутается в его куртку.
«Какая славная девочка!» – Ему вспомнилась Китти, девушка, умеющая проходить сквозь стены. Он едва заметно улыбнулся, не спуская глаз с баржи и всех зеркал обзора одновременно. Втянул воздух – ничем подозрительным не пахло.
МакЛауд вернулся довольно быстро, что говорило о том, что засады нет. Легко подхватив девушку на руки, он понес ее в свое плавучее жилище. Логан между тем отпер заднюю дверцу машины, вытащил бессознательного мужика за шкирку, благо лишних глаз вокруг не было. Его ноша была на порядок менее приятной, но он вскинул его за руку себе на плечи и бодро двинулся вперед, захлопнув дверцу пикапа ногой, ничуть не отставая от хозяина баржи.
Оказавшись внутри, он скинул «объект» на пол, проверил пульс – в отрубе. Логан поспешил обратно, чтобы забрать из тайника в багажнике черную спортивную сумку.
Она досталось Логану вместе с машиной, своего рода прощальный подарок, который ему вручил неизвестный мужчина прямо в аэропорту. Едва сев за руль, он почувствовал запах взрывчатки, и в голову тут же пришла нехитрая и вполне стандартная мысль, что кто-то снова решил «почесать ему спинку», он тронулся. Логан не думал о боли, он надеялся на то, что взрыв будет направленным и разорвет только его и машину, а не эстакаду, по которой он едет. Несколько минут ожидания взрыва, но ничего не произошло. Велика же была его радость, когда среди взрывчатки, детонаторов, стволов, патронов и снайперской винтовки, он обнаружил свою катану, завернутую в мешковину. Конечно же, он бросил ее, ему не нужны были проблемы с таможней, но кто-то... кто-то не держал на него зла и сунул ее в сумку вместе со всем остальным.
«На случай если я решу тут подхалтурить? Ну что ж, спасибо», – подумал он тогда. А теперь это могло действительно пригодиться, если придется держать оборону.
Разрушительная мощь Росомахи была велика сама по себе, без всяких технических ухищрений, а с этим «подарочком» он при желании мог бы полгорода разворотить.
Вернувшись, Логан поставил сумку на пол, выдвинул стул на середину комнаты, достал из сумки скотч и добротно примотал мужика к нему. Секунду подумав он завязал ему глаза своей банданой: «Пусть будет темно и страшно», – он ухмыльнулся, пододвинул еще одни стул, и сел напротив, в ожидании МакЛауда.

Умение уступать женщине в каких-то важных для неё вещах (зачастую буквально – в вещах) значится в ряду навыков, для мужчины обязательных, к такому выводу МакЛауд пришёл в результате четырехвекового опыта галантности. Не захотела девочка расставаться с логановой курткой – ну и ради бога, Дункан с лёгкой улыбкой выпустил из пальцев плотную кожаную полу. Вот то, что она полежать не хочет – это хуже, отдохнуть ей и вправду не мешало бы, насколько грациозная упрямица измотана, видно невооруженным взглядом. Не ему, конечно, Маку, упрекать кого-либо в упрямстве, но... ладно, оно лечится терпением и доброжелательностью.
Дункан уже плавно отшагнул от кровати, чтобы взять с ночного столика рядом пустой стакан и наполнить его водой из-под крана, но взгляд Иды стал таким острым и испытующим, что горец почувствовал себя, будто на дуэли, право. И мулатка отнюдь не была слабым противником в этом поединке. Вот только шотландцу не хотелось выматывать её ещё сильнее, что за честь в такой победе? Машинально отметив, как со знакомым слабым лязгом захлопнулась дверь чёрного хода, Мак не мигал, не отводил и не прятал тёмно-карих глаз от золотистых глаз пророчицы – ему нечего было скрывать и нечего стыдиться, но смотрел он спокойно и тепло... и приседая перед девушкой на корточки, тоже:
– О чём же мы должны срочно поговорить, фрёкен Линд? О том, кто такие Бессмертные и Наблюдатели? Но это тема для долгого и непростого разговора, а Вы устали. О том, что происходит с Вами и нами сегодня? Даю Вам слово, что понимаю в этом ещё меньше, чем Вы сами. Для того, чтобы узнать больше, нам с Логаном необходимо кое-кого кое о чём порасспросить. Лучше будет, если сейчас мы именно этим и займёмся, пока Вы спокойно поспите. Силы Вам в любом случае понадобятся, потому что неизвестно, что нас всех ожидает, и было бы лучше не отвлекаться на... всевозможные недомогания.
Он старался говорить как можно деликатнее, и в то же время откровенно и бессовестно давил на неё по праву старшего: девочка, нам пока не до твоих душевных терзаний, у нас тут бой, того гляди, грянет, раз не можешь помочь – хотя бы не мешай к нему подготовиться. Помоги себе, чтоб нам хоть с твоими обмороками не возиться.
Выпрямляя колени, Дункан поднялся, снова мягко улыбнулся своей нечаянной юной гостье, беря стакан:
– Сейчас принесу попить, а Вы прилягте, постель чистая, я утром сменил.
Воспитанно прикрыв за собой дверь спальни, горец передумал набирать воду в рядом расположенной ванной, и взбежал по лестнице, поднимаясь в кухню, разумеется, сразу увидев привязанного к стулу пленника. Прежде чем налить воду из-под крана, МакЛауд кивнул американцу – мол, всё путём, всё верно сделано.
– Ещё минуту, – сказал так тихо, что звук бьющей в стакан струи заглушил слова.

Отредактировано Дункан МакЛауд (2014-02-20 16:17:27)

Иде стало жарко. Не от теплоты помещения, а от стыда. Тоже мне. Выдумала глазами сверкать в самый неподходящий из всех самых неподходящих. Как теперь быть? Как уверить тех, кто ее спас (без преувеличений) в ее согласии не мешать делать дело, которое они могут и хотят делать? Нырнув в этот совершенно новый, незнакомый мир, Ида пока не достигла места, где ногами можно нащупать дно.
Решение родилось быстро. Отведя глаза, девушка стянула с себя чужую куртку и отдала. Молча. К чему слова? Да и извинения будут выглядеть сейчас крайне бледно. И ненужно.
Когда господин Дункан МакЛауд покинул помещение, девушка выдохнула. Тело было слабым. Это было неприятно. Она еще раз обозрела кровать, которую ей предложили. Следовало ложиться в чистую постель чистой, но не наглеть же совсем? При хорошем раскладе Ида планировала не нагнетать обстановку и не встревать в жизнь этих двух господ дольше, чем на сутки. Шансы были. Со вздохом девушка разделась. Еще влажное от пота тело дернулось в мурашковой судороге. Бррр... Противно. Узкие джинсы, белая майка (которая хоть и была белой до сих пор, но требовала замены, которой не было) остались на Иде, а вот обувь, куртку и толстовку девушка аккуратно сложила на пол подле кровати.
Кровать искушала. Натурально. Сперва Нефертити присела на край. Погладила темной ладошкой ткань покрывала, будто здоровалась с ложем. Затем она прилегла, подтягивая коленки к подбородку. Господи, как же хорошо. Рука почти автоматически потянулась к краю покрывала, закидывая его сверху, чтоб не марать чистых простыней и подушку тоже отодвинула от себя.
Сон обрушился. Внезапно и настолько стремительно, что Ида не успела выпрямить ног, так и осталась лежать, в самой безопасной позе эмбриона. Тьма. Мира нет. Никакого. Пока.

«Задание, говоришь…» – Логан отстранился и отпустил стул, продолжая оставаться за спиной субъекта.
– Мне было поручено доставить девушку в указанное место, не привлекая внимания.
Росомаха беззвучно усмехнулся, встретившись глазами с МакЛаудом.
«Похоже, задание ты провалил, да и внимание наше на свою голову привлек».
Он повторил вопрос:
– Кому и зачем нужна Ида?
– Я не знаю! Правда, не знаю!! – мужик затряс головой, рефлекторно пытаясь сдвинуть с глаз повязку, но безуспешно.
Его инстинкты подсказывали, что сейчас он говорит правду, и тогда в голову пришла идея.
– Сделаем так. Через пару часов ты позвонишь тому, кто поручил тебе похитить девушку, скажешь, что тебя самого похитили, но тебе удалось сбежать. Подтвердишь, что девушка у тебя и условишься о месте встречи.
– Я не могу!! Они убьют меня! – паника в голосе нарастала.
«Если он еще что-то знает, то расскажет, если не знает, то ему придется согласиться».
– Не фааакт. А я точно убью.
«Ненавижу сектантов».
Он скрестил руки на груди и повернулся к мистеру Свенссону спиной: «кажется, я снова во что-то ввязался». Мир вокруг всегда просто случается и у тебя не остается выбора, кроме как реагировать. И реагировать так, чтобы судить тебя могли только за то, что ты сделал, а не за то, чего Не сделал.
«Рискованно… но как иначе мы узнаем об истинном положении вещей? Парней я вырубил, телефон его выкинул, и за нами стопроцентно никто не следил, я бы заметил».
Он повернулся и вопросительно посмотрел на Мака, а потом на дверь – мол, выйдем, надо поговорить без свидетелей.
– Ты ведь понимаешь, что согласившись на подобное задание, шел на риск. Теперь ты потерял контроль над ситуацией. Проще говоря, влип по самое не балуйся.
Логан снова с силой тряхнул стул, склонился и прошептал на ухо:
– Что теперь будешь делать? Рекомендую думать шустрее.

«Мальмё… это довольно далеко, часов 6-7 езды на машине, если мне память не изменяет», – а в этом отношении память обычно не изменяла Логану. – «Было бы неплохо заставить этого профессора явиться сюда лично. С другой стороны – возможность разворошить осиное гнездо видится более привлекательной».
– Я согласен, согласен!..
– Это правильный выбор, – при этих словах тяжелая, в прямом смысле, рука опустилась на плечо «партизана». Оставив его ненадолго наедине со своими мыслями, Логан последовал за хозяином баржи.
Логан не верил в судьбу и любое «fate» было ему противно. В его представлении будущее начиналось в «здесь и сейчас». И, именно, в настоящем можно изменить будущее. Вероятно не полностью, но многое. Только прошлое навсегда застыло, как муха в янтаре – вот где настоящая фатальность.
«Все проблемы можно решить кулаками, ну или когтями. Остальное слишком высокие материи, не так ли?».
Память – изъеденный жучками ствол, испещренный кривыми проходами. Эти пустоты – воспоминания, соединенные эмоциями, как по бикфордову шнуру истертые одной искрой. Что если он забыл что-то важное и от этого часть его выводов не верна? Как справляется со своей памятью МакЛауд? Лучше ли он понимает происходящее, или же, как и все люди, продолжает совершать одни и те же ошибки? Верит ли он видениям Иды?
«А сам-то ты веришь, «железный зверь»? – Нет. Готов ли ты идти до конца, несмотря на это? – Да. Вот с этого и надо начинать». – Плотно прикрыв за собой дверь, Росомаха тут же перешел к делу:
– Я тут человек новый, поэтому сразу хочу уточнить. Как далеко ты собираешься зайти? Насколько сурово у вас принято карать сектантов?
«И, конечно же, ты хочешь услышать – да вырезать их нахрен и дело в шляпе».
Росомахе в принципе был непонятен сам факт. МакЛауд и такие как он, не первую сотню лет знают, что за ними кто-то следит, и позволяют это делать.
– Что ты вообще намерен предпринять?