«Мадам и месье, Париж. Конечная станция, поезд дальше не идет» – с истинно французским мягким грассированием пророкотало в динамиках, после чего они зашипели и перестали подавать какие-либо признаки жизни. Кажется, она никогда не привыкнет к быстрой речи французов. Амбер почти год жила в Париже, и все равно терялась, всякий раз слыша это лопотание. Сама она хоть и хорошо знала французский язык, но так и не смогла избавиться от акцента. Да и речь ее была не такой стремительной, как у тех, кто родился под небом Парижа. А как поначалу мучились коллеги-французы из «Le Figaro», стараясь правильно выговорить ее фамилию. Вспомнить смешно.
Амбер не торопилась подниматься со своего места, пусть сначала из вагона выйдут все пассажиры. Она ехала целый день, устала, и сейчас суетиться не хотелось совсем. На улице уже стемнело, и дальше окна, по стеклу которого стекали дождевые капли, рассмотреть ничего не представлялось возможным. Разве что расплывчатые огни Лионского вокзала, но от них толку мало. Мимо нее, смеясь и переговариваясь между собой, проходили пассажиры: группка подростков, по виду весьма неформального толка, две пожилые дамы со своими мужьями и с  маленькими внуками, несколько офисных работников, и молодая семейная пара. Судя по счастливым лицам супругов, они поженились совсем недавно. По наблюдениям Амбер, люди, прожившие в браке несколько лет, выглядели более удрученно и озабоченно, груз семейных проблем со временем неизменно начинал давить на обоих.
При мыслях о семье и браке, девушка вспомнила, что так и не позвонила своему бойфренду – Себастьену, с которым познакомилась, когда приехала в Париж. Он просил сообщить о ее возвращении в город хотя бы за полчаса до прибытия поезда. Хотел встретить и отвезти ее, уставшую и голодную, домой. Идея была бы весьма перспективной, если бы не пространные нравоучения Себастьена, которые происходили каждую их встречу, и сводились обычно к одной-единственной мысли: «Негоже тебе, детка, страдать фигней со своими журналистскими расследованиями. Не женское это дело. Выходи за меня, молодого, перспективного ученого, будешь хранительницей нашего домашнего очага». «Угу. И стану сутками вязать километры носков, рожать борщ и варить детей. Лучше я сразу в Сене утоплюсь с тоски», – обычно отвечала на эти пламенные спичи Амбер. После этого они ругались в пух и прах. Расходились. Потом снова сходились. И жизнь текла своим чередом.
Сегодня, после утомительной командировки, терпеть занудство Себастьена ей очень не хотелось. Проще взять такси. Но свободных машин у вокзала не оказалось. Видимо, многие пассажиры с только что пришедших поездов решили в этот дождливый вечер поскорее добраться до дома, экономя время, а не деньги. Вспомнив, что через пару кварталов есть еще одна стоянка такси, Амбер героически решила двинуть туда.
Не так уж и далеко, прогуляюсь немного.
После душного вагона поезда воздух парижских улочек, пропитанный запахом осеннего дождя, казался живительным и слегка пьянящим. Девушка подхватила дорожную сумку и направилась по одной из улиц, в ту сторону, где по ее мнению, должна быть стоянка такси.
Народу в этот час на таких маленьких и плохо освещенных улочках Парижа обычно немного. Сейчас вокруг и вовсе никого не было. Стук ее каблуков об мостовую раздавался неожиданно громко и как-то гулко. Амбер поймала себя на том, что ей жутко. Нужно было выбрать какую-то более оживленную улицу. В довершение всего, она вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Обернулась, но никого не увидела. Хотя ощущение, что за ней следят, никуда не исчезло.
Что за черт? Как в плохом фильме ужасов. Если бы я снимала хоррор, то назвала бы его «Я и моя паранойя», – чуть ехидно подумала Амбер, пытаясь хоть как-то отвлечься от не шибко приятных ощущений, заметно ускоряя шаг.

В том, что паранойя – не самое худшее ее качество, она убедилась очень скоро.
Один квартал уже был пройден. Погода по-прежнему не радовала. Дождь как будто усилился. Для полного комплекта к нему добавился ветер. По-осеннему холодный и колючий, он пробирал до самых костей. Амбер, которая уже готова была локти кусать, что решилась «на каких-то там два квартала пешком», пришлось поднять воротник плаща, это единственное, как она могла защититься от холода и сырости. А она-то, наивная, всегда считала, что осень в Париже – это жуть как романтично. Нет, может, где-то на площади Монмартра или на Елисейских полях в осени и есть определенная пасторальность, но вот сейчас… Ох, лучше не думать об этом вовсе, во избежание нецезурных мыслей вслух.
И почему я не взяла с собой зонт? – размышляла Амбер, бодро перебирая ногами, стараясь особо не оглядываться по сторонам. – Хотя кого я обманываю, я его никогда не беру. У меня его вообще нет.
В этот момент она уловила какое-то движение позади себя. Всего в нескольких шагах. Обернулась. У одной из витрин маленького магазинчика стоял человек в сером плаще и пристально рассматривал одежду на манекенах за стеклом. Все вроде было хорошо, но ощущение какой-то нелепости, неправильности происходящего буквально свербело в голове, сбивая с мысли. Уже когда Амбер продолжила свой многострадальный путь по задворкам Парижа, до нее, наконец, дошло. Мужчина, с интересом изучающий комплект женских панталонов и подвязок в темной витрине магазина дождливой ночью может быть либо извращенцем, либо грабителем, или того хуже, наемным убийцей, выжидающим удобный момент, например, когда жертва обернется. Для контрольного в голову. А что? Последний вариант, учитывая специфику профессиональной деятельности Амбер, тоже был весьма вероятным. Тем более, она своими расследованиями уже успела нажить пару врагов из числа влиятельных людей Парижа. И прекрасно знала, чем все это может обернуться. С другой стороны, будь этот человек киллером, он уже давно мог бы спокойно убить ее, а не изображать ценителя женского нижнего белья. Благо улочка темная и глухая, людей вокруг нет, окна только выше второго этажа, да и те почти все без света. Тогда что ему надо от нее? Когда Амбер обернулась еще раз, странного типа уже не было, видимо, свернул в одну из арок.
Мда. У страха глаза велики. Надо меньше смотреть дешевых боевиков по кабельному, – с некоторой долей облегчения подумала мисс Уэнтворт, убирая с лица мокрую от дождя прядь волос, противно липнущую к щеке. – Однако, где же эта чертова стоянка этих чертовых такси?
По ее расчетам, сейчас стоянку такси уже должно быть хорошо видно. Значит, или она еще просто не дошла, или заблудилась, но об этом даже думать не хотелось. Амбер в красках представила, как будет звонить Себастьену и блеющим голоском объяснять, что она заблудилась и потерялась. Нет повести печальнее на свете…
Наконец, на горизонте показались какие-то расплывчатые огни.
Может, это и есть та самая стоянка? – Амбер едва ли не вприпрыжку, насколько ей позволяли высокие каблуки и дорожная сумка, ринулась туда. – Боже (вдруг Ты на самом деле есть?!), если это она, обещаю весь следующий год быть хорошей девочкой, рано ложиться спать, исправно жертвовать деньги на благотворительность и… наконец, куплю себе зонт!

«Когда дела обстоят черней некуда, я просто говорю себе: «Выше нос, могло быть и хуже». И, само собой, дела становятся еще хуже», – эта фраза из одной хорошей книги невольно вспомнилась Амбер, как только она проковыляла еще полсотни шагов, со злой надеждой глядя вперед, щурясь от ярких огней, которые расплывались за плотной завесой дождя.
Или Бог, пока она возносила Ему горячие молитвы и давала неисполнимые обещания, был в этот момент сильно занят с каким-то другим нерадивым грешником, или Он просто решил, что клятвы Амбер не стоят и выеденного яйца. В общем, никакой стоянки такси (будь она трижды проклята!) рядом не намечалось. Огни, которые она видела впереди, были, скорее всего, с проспекта, опоясывающего привокзальную площадь. Может быть, там тоже можно взять такси, но ведь до него нужно еще дойти. А это никак не пара кварталов! На ум сама собой пришла пара нецензурностей и непечатностей. Что характерно, на родном английском языке. Когда мисс Уэнтворт злилась, все французские слова разом вылетали у нее из головы. Оставались одни эмоции. Сейчас не было даже их. Когда она поняла, что до дома доберется еще нескоро, на нее разом навалилась усталость, и идея позвонить Себастьену, добровольно признав себя глупой курицей, уже не казалась такой страшной и ужасной.
Буквально через пару минут Амбер вдруг поняла, что приближается к «огням с проспекта» как-то уж очень быстро, хотя сама еле перебирает ногами. Точнее, они приближаются к ней. Прямо на нее. Впереди послышался шум и визг тормозов.
Что за…?
Впереди по улочке, громыхая железом, на полной скорости несся видавший виды черный седан. Амбер уже когда-то видела подобное. Несущаяся по блестящей от дождя дороге машина. Перекошенное от ужаса лицо водителя, лихорадочно вцепившегося в руль. Визг тормозов. Скрежет железа. Крики. И мелкое крошево разбитого лобового стекла, летящее в лицо.
- Как мои родители… - Вспыхнула в голове шальная мысль и тут же угасла. Нужно было что-то делать. Срочно. Чтобы не повторить судьбу своих близких.
Отшвырнув в сторону дорожную сумку, Амбер круто развернулась и побежала назад. Где-то здесь должна быть арка. Автомобиль летел прямо на нее, похоже, горе-водителю все же удалось чуть сбросить скорость, но совсем затормозить на скользкой дороге не получалось.
Внезапно Амбер резко остановилась, забывая про несущуюся за спиной смерть. На ее пути, в нескольких шагах, снова возник тот самый человек в сером плаще, что рассматривал панталоны и подвязки в витрине магазина. Только на этот раз не один. Рядом с ним стоял высокий, крепко сбитый мужчина. Большего она рассмотреть не успела. Последнее, что увидела Амбер, обернувшись, был слепящий свет фар. Совсем близко от нее.

Она уже когда-то переживала подобное. Много лет назад. Яркий, слепящий свет фар несущейся машины. Стекленеющий от ужаса взгляд. Дрожь внутри. Ступор и чувство обреченной неотвратимости, которое нарастает с каждым мгновением, пока не начинает душить, заставляя раскрывать рот в немом крике. Только тогда, в детстве, Амбер находилась на заднем сидении машины, пристегнутая ремнями безопасности, и у нее оставался крохотный шанс выжить. И он был использован, своими жизнями за чужую глупость в той автокатастрофе поплатились ее родители. А она с тех пор отмечала свой второй день рождения.
Сейчас Амбер стояла посреди улицы, и шансов у нее не было никаких. Она вдруг перестала чувствовать ветер и дождь. Время странно растянулось. Амбер ощущала его почти физически и все происходящее дальше наблюдала как в замедленной киносъемке. Леди Уэнтворт видела несущийся прямо на нее автомобиль, понимала, что через пару мгновений он просто сметет ее с дороги, но не могла заставить себя сдвинуться с места. Инстинкт самосохранения, который раньше всегда выручал ее, на этот раз не сработал. Слишком мощным оказался флешбек, ослепивший Амбер сильнее света фар седана. Слишком болезненными были воспоминания. Она тонула в них. Задыхалась. Прошла всего пара мгновений, а ей казалось, что эта машина несется на нее целую вечность.
Внезапно Амбер почувствовала, как кто-то с силой отталкивает ее в сторону. От неожиданности (потому что помощи на этой Богом забытой улочке ждать неоткуда, не от тех же странных и подозрительных типов, в самом деле?), она потеряла равновесие, понимая, что падает, причем, падает очень неудачно, подворачивая ногу, и едва ли не носом в асфальт. Но зато – на узкую полоску тротуара, на безопасном расстоянии от взбесившегося седана.
Чувствуя, как при падении сдирает о камень нежную кожу ладоней, Амбер обернулась на звук глухого удара и визг тормозов, в тот самый момент, когда тело мужчины (видимо, именно он оттолкнул ее, спасая), перелетело через крышу автомобиля, безвольной куклой рухнуло на асфальт, перекатилось и больше не подавало никаких признаков жизни.
Из-за меня погиб человек, – вспыхнула в голове рыжей одна-единственная мысль, перед тем как сознание Амбер погасло. – Нужно вызвать полицию и «скорую помощь», может быть, он еще… жив? Какая глупость. После такого не выживают…
Это было странное состояние, непохожее на обморок после пережитого шока. Амбер, все еще плохо осознавая, что произошло, опустила потяжелевшую, как перед сном, голову на руки, и закрыла глаза, проваливаясь в забытье.

Она не знала, сколько пролежала так на узкой полоске асфальта, уткнувшись лицом в намокшую ткань рукава плаща. Никаких видений ей за эти минуты (или часы?) беспамятства не приходило, вся жизнь перед глазами не проносилась, покойные родственникb не являлись. Сознание Амбер было погружено в спокойную тьму, из которой возвращаться совсем не хотелось. Да и что ее ждет там? Проливной дождь, труп неизвестного, а потом нравоучения Себастьена. А здесь так тихо и… Что? Тьма, окутывающая ее, вдруг подернулась, как ряска на болоте, от резкого порыва ветра.
– Жан, иди сюда! Здесь… Ой!
– Она, кажется, еще жива. Придется и «скорую» вызывать.
Голоса доносились словно откуда-то издалека и казались ирреальными. Она даже не различала – мужчине или женщине они принадлежат. Ей было все равно. Но вот кто-то развернул ее лицом вверх и хлестал по щекам, пытаясь выдернуть из бессознательного состояния. И так, паразит, старался, что голова у журналистки моталась, как у тряпичной куклы. Чувствуя, что еще немного и ее стошнит прямо на спасителей, Амбер заставила себя разлепить глаза. Внезапно она ощутила сырость и холод, пробирающую ее до костей. Словно все чувства постепенно возвращались к ней после перенесенного стресса.
– Ммм… где… где я?
Память услужливо подбросила ей пару картинок – вокзал, узкая улочка, пара незнакомцев, несущийся на нее автомобиль, ее падение на асфальт и глухой удар отлетающего от машины тела… Образы с трудом, но связывались в одну картинку. И с каждой минутой Амбер становилось все страшнее. Она боялась того момента, когда поднимется и на негнущихся ногах подойдет к распростертому на дороге телу. Кае посмотрит в открытые, невидящие глаза того, кто спас ей жизнь… Чудес, конечно, не бывает, но вдруг?
– Там… на дороге… – Она приподнялась на локтях, чувствуя, как затекло и ноет все тело, схватила за руку внимательно глядящего на нее пухлого человека, видимо, это он так старательно бил ее по щекам в надежде привести в чувство. – Человек… он…
– Мертв. – Закончил за нее спаситель. – Мне жаль, мадемуазель.
– Мертв… Все-таки мертв… – отдалось эхом в голове Амбер.
Он спас ей жизнь, расплатившись своей. Сколько ему было лет? В свете автомобильных фар он показался ей совсем молодым.
– Помогите мне встать. Пожалуйста. Я хочу увидеть… его.
Где-то вдалеке раздался вой полицейской сирены.
– Не сейчас, – мягко проговорил толстячок. – Вот-вот сюда приедет полиция. Это уже их работа.
– Мы вам «скорую» вызвали, вдруг у вас есть какие-то внутренние повреждения, – добавила подошедшая женщина, становясь рядом со своим спутником. Амбер заметила, что оба они стараются закрыть от нее место происшествия, где под дождем лежало тело того, кто принял предназначавшийся ей удар, на себя.