– Когда все произошло, не тайна ни для кого. Случилось это 1 января 2032 года от рождества Христова. НО ПОЧЕМУ? Вот это – уже тайна. Из ныне живущих об этом если кто и знает, то тщательно это скрывает. Настолько тщательно, что даже ваша служба, –  смотрит в сторону агента бывшего ЦРУ, который стоит за камерой, – тут бессильна.
– В тот день, словно костяшки домино, увлекаемые одна за другой с разницей в доли секунды, если отбросить часовые пояса, в различных точках планеты прозвучали взрывы. Это не могло быть случайностью, это даже наводит на мысль о том, что параноики, сторонники теории заговора были правы. Заговора Бога против людей? Чушь собачья. Но теперь это уже не важно.
Что тогда началось…
Пауза.
Доктор хрипло прокашлялся через маску, которая напоминала нечто среднее между аппаратом для дыхания и противогазом, и продолжил говорить под запись.
– Тогда под удар попали как ядерные станции, химические и военные производства, так и совершенно ничем не примечательные точки планеты. Чья рука расставила эти «флажки» на карте мира? Но сделано это было крайне рационально.
– Ни один из крупных мегаполисов не пострадал напрямую.
– А где были вы, доктор?
– Где был я? Да, там же где и сейчас – в самых глубоких подвалах Пентагона. Своими глазами я ничего не видел, только видео материалы, топосъемку, образцы различных веществ и записи. Я аналитик, мне не обязательно все пощупать руками. К тому моменту, когда все началось, я был уже одной ногой в могиле, и терять мне было особо нечего. Я мог отдаться исследованиям непредвзято, расчленять факты беспристрастным скальпелем истинного исследователя, имеющего возможность наблюдать за завораживающими меня событиями.
В чем я точно уверен, так это в том, что имело место некоторое количество истинно ядерных взрывов, сколько точно и где именно, сказать затрудняюсь. Но их было вполне достаточно, чтобы на нашу грешную землю обрушились извержения вулканов, землетрясения и цунами. Вода буквально пропиталась радиацией, рентгеновским и УВ-излучением.
Начались пожары, горели леса, но не везде, это происходило локально. Но у тех, кто в эту локальность попадал, шанса выжить не было.
К концу первой недели радиоактивные осадки разной степени ядовитости обрушились на Землю – «кто не спрятался, я не виноват». Но многим это удалось.
Далее начались температурные перепады. Из-за значительного изменения освещенности все живое в морях и океанах почти погибло. Начала разрушаться атмосфера планеты: истончение озонового слоя, появление локальных озоновых дыр, сквозь которые испепеляющие солнечные лучи, рентгеновское излучение, коротковолновая радиация, ультрафиолет выжигали язвы на земной тверди.
Многие пресноводные водоемы замерзли, оставались только грунтовые воды и артезианские источники, которые подле длительной детальной очистки годились для питья. Север пострадал меньше всего, да и только потому, что там и не было ничего кроме льда.
Массовая гибель растений и животных. «Апокалипсис наступил!» – кричали на улицах, полоумные люди, умирающие, покрытые волдырями. – Он пришел! Великий Боже покарал нас за наши грехи!»
–  Ну конечно. Великий боже…
Огненные торнадо врывались в стратосферу, выбрасывая туда огромное количество сажеподобного вещества. Начали гореть целые города, словно политые напалмом. Горел бетон, асфальт, сталь, пластик… горело все.
И тогда настала ночь. Ядерная зима окутала все планету. Холод.
Шли месяцы. Тьма начинала понемногу рассеиваться, но холод и не думал уходить. Кое-где еще удавалось использовать энергию «мирного» атома, тогда как перебои с нефтяным и газовым топливом начались буквально сразу.
За счет инертности океанов, на прибрежные зоны обрушились жестокие шторма. Земля оказалась окутанной черным покрывалом и ее тепловой баланс нарушился. Земная атмосфера начала разогреваться сверху, поглощая солнечные лучи, внизу оставаясь такой же холодной.
Казалось бы, никому не удастся увидеть «ядерной весны», но это оказалось неправдой. Были те, кто выжил.
Но что они увидели вместе с первыми редкими лучами солнца? Разрушенные города, дороги, мосты, инфраструктуру, электричества, водопровода, канализации, интернета больше не было – все кануло в Лету. Человечество словно вернулось в средние века.
А потом начали таять ледники Гималаев и Анд, вода хлынула вниз на равнины и температура там начала повышаться, но далеко не на все области распространился этот эффект, в Европе, России и Америке было по-прежнему холодно.
Но самое интересное и даже загадочное начало происходить с Земной гравитацией. Этого предположить не мог никто. К тому моменту, как впрочем, и сейчас, через 50 лет, единая квантовая теория гравитации еще не была разработана. Так что и сейчас мы воспринимаем это как нечто магическое.
В некоторый местах, например, в Токио большие слои грунтового массива, вместе со всем, что на нем располагалось, поднялись в воздух, и зависли там, словно неведомые инопланетные корабли. Эти явления начались много позже, где-то с 2056 года. Кто-то сумел использовать их себе во благо, ну а кто-то решил зарыться поглубже в землю, кто-то же просто умер, сразу – превратившись в тень на асфальте, кто-то позже, истекая гноем, а кто-то уже родился неспособным жить.
Все это было. Что-то из этого было давно. За последние 50 мир изменился, и все еще продолжает существовать в этом измененном виде. Можно ли это назвать жизнью? Конечно же! Посмотрите на меня!
Тихий смех сквозь маску.
– Я уже давно должен был быть мертв. Выключите камеру, я устал. Продолжим позже.
– А что случилось с мутантами?
– Самые сильные из них сразу же бросились спасать мир, но… Что они могли поделать? Беда была велика и большая часть из них полегла в первую же неделю.
Большая часть, это почти все. Под «почти» я имею в виду тот факт, что Логан, известный как Росомаха, во всех этих мероприятиях замечен не был, он словно в воду канул. Милая метафора, не правда ли?
Тихий хриплый смех.

Для кого это был Ад, а для Клавдия почти что Рай. Долго он наблюдал, как люди сами роют себе могилу, как уходят все дальше и дальше от равновесия, как стадами прожорливых, злобных крыс несутся в ледяную прорубь смерти. Он прекрасно помнил Рим – начало, рассвет и падение. Византию. Османскую Империю. Великобританию – владычицу морей и колоний. Попытку объединения Европы. И опять развал. Христианство и Патриотизм – вот те вещи, что уничтожили мир людей, то и другое надо было вовремя признать преступлением против человечества, и может был бы шанс.
Теперь же цивилизация людей корчилась на смертном ложе. Как престарелый больной в грязных простынях, исхудавший, полубезумный, в гнойниках и пролежнях, обиженный и озлобленный на все и всех. Найти бы хоть одну здоровую клетку, веточку надежды, уголек, чтобы раздуть и попробовать построить мир Утопии – справедливый, светлый, красивый.
Клавдий искал, носясь с континента на континент, из одного остова города в другой, наблюдая, общаясь и очень много убивая. Бешеные крысы грызли друг друга, потеряв всякое понятие о чести, достоинстве, благородной схватке. Он редко нападал первый, только если видел преступление против жизни, но гладиус его каждый день обильно обпивался кровью, а многофункциональный

не успевал замерзнуть. Привыкшее много столетий назад к тяжелым доспехам тело легко адаптировалось к кевларовой со вставками адамантия броне, весу оружия и снаряжения. Первые месяцы апокалипсиса дали ему беспрепятственный доступ в военные хранилища, пока паника и обрывы кабелей делали их беззащитными, а отсутствие других желающих – щедрыми на находки. Теперь все уже затоплено, отравлено, разграблено или прибрано крупными группировками и выжившими правительственными структурами.
Пригодилось и столетиями шлифуемое умение делать захоронки, так что почти в любом районе у него были хорошо спрятанные тайники, теперь и сама экология, и природа помогала ему, слишком много стало смертоубийственных для людей мест.
Черным призраком, отлично защищенным прорезиненной псевдокожей от осадков, в пневмоботинках, ускоряющих приводами шаги и облегчающих прыжки, он перемещался по новой карте мира, используя в дороге мутировавших животных, потомков парнокопытных, в которых уже и не признать лошадь ли, буйвола, оленя, нечто обросшее бронированной кожей, с чешуей, не восприимчивое к осадкам, с мощными челюстями, способными жрать любую органику, выносливое, неприхотливое, агрессивное, с небольшими зачатками разумности, как у служебной собаки. Приручить такое было сложно, но оно того стоило. Автомобили были наперечет, с топливом была беда, так что терхо – от террибл хорс (ужасный конь), выручал, как на заре времен верный боевой конь.
Молодая поросль Бессмертных, чуя Сбор, свирепо бросалась в поединки, не брезгуя никаким оружием, не помня про Правила, Старейшины редкими жемчужинами рассыпались по миру, и найти их не удавалось, а может, многие уже и не перенесли крушение мира.
Париж, похожей на прочие грязной клоакой принимал в свои объятия, хотя и даря среди гор мусора воспоминания былых времен, но что до них Клавдию? Он был здесь, когда равнина Луары вся была заросшей лесами, он был здесь, когда только появилась первая крепость и россыпь лачуг вокруг, он был и когда рос город, и теперь он – на его развалинах, ничего особо не екало в сердце, не так, как на могиле очередного падшего Рима.

Отредактировано Клавдий (2014-04-02 14:14:01)

По какой причине ЦРУ внезапно решило начать делать эти записи, киборг не спрашивал, ему не было любопытно, совсем.
Док прибывал в одиночестве, ожидая прихода камеруна. Тот не знал, что испытывал доктор, произнося имя Росомахи, ведь он держал его в своей лаборатории 5 лет, где-то на двадцатом году после События, его удалось изловить и посадить под «замок», вернее запереть в силовом поле; сколько при этом бойцов полегло, история умалчивает. Не то что бы они стали друзьями, или у Логана развился стокгольмский синдром, но тот факт, что при отходе он не уничтожил всех и вся, о чем-то да говорил. Он отпустил его, когда тот стал ему больше не нужен. Док с большим трудом, он присоединил микрочип в том месте, где челюсть крепилась к черепу, в надежде, что во всех передрягах он уцелеет. Он никому об этом не сказал. Да, док не был человеком, скорее киборгом и часть его памяти хранилась на электронных носителях, иначе бы он просто сошел с ума. Но принцип, по которому они шифровались, был не доступен его работодателям, никто не мог залезть в его «голову».
Вот вошел человек с камерой. Ему никогда не понять, что значат эти диаграммы, мигания и попискивания, иначе он бы понял, что киборг еще способен  нервничать.
– Продолжим?
– Да, конечно. Итак. О последствиях радиационного поражения известно всем. Последствия облучения человеческого организма заключаются в разрыве молекулярных связей; изменении химической структуры соединений, входящих в состав организма; образование химически активных радикалов, обладающих высокой токсичностью; нарушение генетического аппарата клетки. В результате изменяется наследственный код и происходят мутагенные изменения, они же приводят к возникновению и развитию злокачественных новообразований, и, – усмешка, – довольно редко приводят к появлению сверхлюдей. Наиболее чувствительны к радиации кроветворные органы: костный мозг, селезенка, лимфатические узлы; так же эпителий слизистых оболочек (в частности кишечника), щитовидная железа.
Дети-уроды и инвалиды, больные, неспособные к размножению взрослые особи вот с чем мы столкнулись. Наш Мир стал домом всеобщей боли.
– Долгосрочный характер воздействия радионуклидов определяется значительным периодом полураспада, в дальнейшим радионуклидную обстановку определяют долгоживущие радионуклиды. Радиоактивный цезий должен был распасться уже через 30 лет после события, но мы обнаружили в пробах почвы и воздуха некий радионуклид, имеющий более длительный период полураспада. Этот элемент нам не известен и исследуется на протяжении всего периода времени.
«Изотоп адамантия», – но Доктор не скажет это в камеру, так он назвал его. Слишком уж его структура похожа на элемент скелета последнего мутанта – Росомахи, которого доктор некоторое время имел возможность исследовать. – «Из чего следует сделать вывод, что адамантий был еще у кого-то кроме создателей этого Зверя».
– При распространении радионуклидов транспортирующей средой является воздух или вода, а роль концентрирующей и депонирующей среды выполняет почва и донные отложения. Иными словами, вся пища заражена в той или иной степени, и это попадает в организмы людей годами. Людей отравляет сама среда: воздух, которым они дышат, пища, которую они с трудом взращивают и потребляют. Раньше считалось, что 85% попадает в организм через еду, но как я уже указывал выше, некий элемент с более длительным периодом полураспада продолжает отравлять все вокруг. Также каким-то немыслимым образом он повлиял на состав атмосферы, пелена копоти не исчезает полностью.
Разработанное в наших лабораториях лекарство несколько снижает воздействие радиации и делает жизнь людей более приемлемой, но мы далеки от окончательного решения проблемы. Разработанная нами формула доступна всем, но на производства лекарства требуется материальные, ресурсные и энергетические затраты, не многие могут себе это позволить.
В сложившихся обстоятельствах все не разложенные радиацией умы направляют свою активность в следующих направлениях:
- генетика (суметь исправлять нарушенную структуру ДНК, и даже улучшать ее, делая способной сопротивляться негативному воздействию среды);
- выращивание и имплантация искусственных органов человеческого тела; создание синтетических и металлических, «эндо» - и экзоскелетов;
- антидоты различного времени действия и токсичности;
- синтез продуктов питания из не зараженных биологических и минеральных веществ;
- разработка новых источников энергии и топлива (не на остове нефти и газа);
- восстановление оптико-волоконной системы связи, улучшение имеющейся радиосвязи.
Неожиданно офицер сменил тему:
– А что вы можете сказать о бессмертных?
– О ком?
– Не могу поверить, что специалист такой величины ничего не знает о них и об источнике жизненной силы?!
– Это кухонная метафизика, если на Земле еще осталось понятие «кухня». – Снова усмешка. – Вы довольны? Выключайте свою камеру, мне больше нечего вам сообщить из того, что вы способны воспринять.
Камерун ушел, и доктор снова остался наедине со своим оборудованием, часть из которого была нужна, чтобы поддерживать его жизнь.
«Логан… ты мутировал таким невообразимым образом, что на основе твоей ДНК нам удалось создать лекарство, не идеальное, но он спасло многие жизни. Но настал момент, когда мне нечего было изучать в твоем прекрасном и совершенном теле. Я не смог тебя убить и не хотел. Я знаю, ты понял, что я не желал тебе зла, не использовал, как это случалось в твоей жизни, а я отлично знаю твою биографию, намного лучше, чем ты сам. Я мог бы сказать, что скучаю по тебе, прошло так много лет, а я так и не выходил с тобой на связь, но я знаю одно – ты жив. И это греет мою душу, вернее то, что он нее осталось. И сегодня этот день настал. Я хочу знать, где ты».
Док активировал программу сканирования.

– Да, это я, – сухо отозвался Митос, стараясь не скрежетать зубами от целого букета эмоций, ныне не особенно уместных, хотя после он все спишет на боль, которая тоже даром небес не являлась.
– Его сожжет до состояния нестояния, а там без сопротивлений – его лишили бы головы.
– Поразительная догадливость, – следовало бы быть менее язвительным, но благодушное настроение пало смертью храбрых еще в тот момент, как историк узнал об очередном приключении Мака, – есть у нас открывашка подходящего размера для этой консервной банки? Или хотя бы полезные мысли?
– Мы это взорвем, – она разъяла нагинату, в противоположные концы гробовой крышки подсунув по лезвию, таймер начал отсчет, а японка, вздернув древнего за ворот, бросилась за ближайшую статую. Очень понятное приглашение.
– А от этого он только равномерно покроется хрустящей корочкой? – вскинув бровь, присевший за постамент бессмертный уже не старался сдерживать красноречие. 
Вообще-то, по его авторитетному мнению, стоило бы всыпать кое-кому розог в воспитательных целях, но не судьба, придется обойтись словами.
– Доверься мне!
Никогда не открывай дверь коммивояжеру, никогда не поворачивайся спиной к врагу (даже бывшему) и никогда не полагайся на просящего ему довериться – сбережешь уйму времени, денег и, возможно, собственную шкуру, так что Адам лишь хмыкнул и напомнил о том, кому бессмертные должны быть «благодарны» за неурочный сезон охоты, покамест некто белый и пушистый отращивал крылья и прилаживал нимб, в ус не дуя.
Она явно собиралась ответить, но объяснения перебил взрыв.
– Надо уходить. У вас есть убежище? – женщина остается женщиной даже в самом экстриме: она ощупывала лицо, боясь отметин.
Разумеется, у него было убежище, и не одно, но счастливый пропускной билет надо заслужить – это вам не общедоступная лондонская подземка.
– Это не слишком хорошая мысль, – начал он, но Ватарэ быстро нажала на болевую точку, пожалуй, единственное действительно уязвимое место с большой буквы У: 
– Ты же хочешь спасти друга, верно? А я – мужа. Это и его дитятко тоже. И это дело семейное, дядя Митос.
Взглядом выразив все, что он думает об этой ситуации, о явлении леди МакЛауд народу, о скорбном прощании с очередным безопасным местом (вряд ли он еще туда вернется), о еще не до конца зажившей ране и отвратительной погоде, дядя Митос встряхнулся, устраивая поудобнее шотландца на своем плече, чай, не пушинка Дункан. И они втроем поковыляли в сторону дороги…

Самая лучшая смотровая на покренившейся старой заводской трубе. Собственно только частокол таких труб, да остовов небоскребов в деловой части Парижа, спорили теперь с символом Эйфеля за владение небом.
Забравшись по осыпавшимся кирпичом техническим ступеням, только этот опасный подъем и делал башню неинтересной для прочих любителей сидеть повыше, Клавдий удобно закрепился на арматурах, и, расчехлив мощный армейский бинокль, принялся изучать колоритные виды округи. День – это не ночь, потому не дарил особых порно-сцен или людоедского треша, да и разборок пока не наблюдалось. Кучки людей рылись в завалах на улицах, бандиты из группировок бродили или разъезжали по своим территориям, совсем редкие правительственные или армейские машины спешили по своим делам, единицы полицейских кордонов в самом центре города вяло патрулировали и гоняли особо агрессивных бездомных. Клавдий перевел взгляд в сторону кладбища – как там поживает единственное убежище для Бессмертных? И как раз успел на самые горячие моменты представления.
Бааа, знакомые все лица.
То никого, то вдруг целая компания – японка, Митос, Дункан. Мега-ган сам вспорхнул на плечо, когда тонкая фигура старейшего согнулась под ударом в спину. Еще мгновение – и волна огня раскидала бы нападавших, но тут японочка перестала изображать статую, и всем показала, что девчушки-кромсатели с ножичками бывают не только в подзабытых блокбастерах.
Все закончилось и без его участия, даже вскрытие гроба, и троица, мало чем отличаясь от прочих несчастных жителей города, побрела прочь. Теперь-то он выследит их легко, зная, кого искать. А пока пошел шарить биноклем дальше.
Прямо таки праздник какой-то.
На одном из разрушенных остовов посиживал тот, кого Клавдий очень давно не видел. Но узнал бы везде и всегда. Единственный по кому тосковалось, кого жаждалось увидеть, кто запал в самое сердце.
Ох ты ж, и ты тут, любовничек. – Cарказм защитным панцирем, как всегда, затопил чувства, а перекрестие мега-гана свелось на спине в балахонистом тряпье. Мощная фигура Логана спрыгнула с насеста, впечатываясь в землю, и намереваясь куда-то поспешить.
– Ну, здравствуй, мой хороший, – палец плавно нажал на спуск, и ракета пошла точно в середину фигуры. Вреда причинить неубиваемому терминатору она все равно не могла, восстановится моментом. А голову того, пока он будет отдыхать дымясь, все равно никто отпилить не сможет, кроме него одного, Клавдия. Все же секрет адамантиевого клинка не пошел в массы, впрочем, как и секрет самого Логана. А римлянину голова была не нужна, другое нужно.

Отредактировано Клавдий (2014-04-04 10:12:39)

Снаряд пролетел близко, обжег лицо и шею. Потом еще, еще, еще. Кое-какие попали в торс. Логан даже не взвыл: пасть закрой, тепло не трать – просто поморщился, постоял пару секунд; тихо рыкнул, и двинулся вперед.
«Слишком медленно и слишком громко».
Для мутанта.
Не раздумывая, Росомаха бросился к началу траектории.
«Кто же так «любит» меня сквозь года?»
Он почти никого не видел, но все же кого-то сшиб, не заметив, получил пару пуль в спину, рявкнул что-то в ответ.
«Я не этого хотел, я вообще не туда собирался!»
Остановить Росомаху на пути к намеченной цели – смерти подобно. Хотя тут смертью уже никого не удивишь.
«Ну конечно! Верхом на черт знает чем; привычка – вторая натура»; циркулярное дуло направлено прямо на меня».
– Клавдий…  ты убить меня пришел? Сутки можешь переждать? У меня дело есть.
Римлянина радиация ничуть не покорежила, он, как обычно, был в полном соку.
– Хорошо выглядишь!
И тут внезапно:
– Клавдий тут случайно, как и ты сам;
– он на стороне Мака;
– он на другой стороне».
Их разделяла еще пара десятков метров.
– Какие планы на вечер, римлянин? – решил нейтрально поинтересоваться Логан в полную глотку, пугая тлен своим баритоном. Нельзя же озвучивать свою паранойю, хотя очень хотелось, просто задать три вопроса.
«Ты, только что, слышал голос из своей челюсти, не наводит на мысль?
Нет. Не наводит. Я иду в верном направлении».

Пальба по нему закончилась. Вероятно, это было своеобразное приветствие типа салюта. «Стрелять в тех, кто стрелял мне в спину? Узнаю твое собственничество».
– Тряпье мое попортил, теперь же ни в одно приличное место не пустят, – пробурчал Логан, сдерживая ухмылку. Сейчас, чтобы разговаривать, приходилось задирать голову вверх, а зверя это крайне не устраивало. Он подошел вплотную, положил свою ладонь животному на круп и локально увеличил силу земного притяжения. Существо рухнуло в пыль на колени, или что у него там было. Теперь у Логана была возможность взглянуть в темные глаза Клавдия.
– Совсем не изменился…
Встречая людей, Росомаха слышал от них в свой адрес много нелестных слов, больше в спину, реже прямо в лицо, непосредственно перед смертью. Но все они были не личными, не относились к нему. Эти люди не знали его имени, понятия не имели о том, кто он. Так что слушать подъебки Клавдия было даже приятно.
Он нахмурился, а потом улыбнулся своим эмоциям.
Подошел вплотную, не рассчитывая на то, что римлянин от неожиданности не всадит нож ему под ребра; сгреб в охапку с такой силой, что скрипнули пластины его кевларовых доспехов; не для того, чтобы причинить боль. Прижался виском к виску такого же грязного вонючего убийцы, как он сам.
– Ну, здравствуй, Клавдий!
Не отпуская его из своих объятий, чтобы тот точно выслушал:
– Мне, правда, нужно кое-что проверить. Ты же слышал взрыв на кладбище. Нам туда. Ты ведь ничем не занят сегодня, бездельник, – понизив голос до шепота.
– Знаешь, Канады не стало, как когда-то твоего Рима, но все как-то поблекло настолько, что это стало неважным. А вот забыться, напиться и хорошая кровать – это стало важным.
Наконец он разомкнул кольцо своих рук, заглянул в лицо:
– Пойдем со мной! Поищем хоть что-нибудь…

Разделить с собою конягу Клавдий даже и не думал предлагать. Знал про вес Логана, да и пошло это – вдвоем на одной кобыле, не убегают же. Ничего, ножками пройдется, так вернее, как доблестный оруженосец в средневековье. Этакий Санчо Панса с полуметровым маникюрчиком. Сам же Клавдий, гордо подбоченясь, сидел в седле и осуществлял прикрытие сверху, веско поглядывая по сторонам через лазерный прицел мега-гана. Отбивая у потенциальных агрессоров все желание связываться. В голове рефреном вертелся кусочек анекдота про верную индейскую жену, что и в берлогу медведя впереди. Улыбка сама собой кривила губы. Хотя, как Логан оглядывался, Клавдий эту улыбочку тут же стирал, вовремя вспоминая и анекдот про Винни-Пуха и следующего за ним Пятачка, а рука-то у Россомахи тяжелая.
– Нюх, значитца, хороший, – хмыкнул на тираду, - съестное искать можешь тоже? Конь? Да, хороший, богатырский, слушается, не глупее некоторых. Меня поднимает, и тебя поднимет, ежели очень жарко станет, но лучше тебе мотоцикл добыть и движок к нему присобачить на органике, вернее будет. Есть надо тех, кто помягче, и не кусается, и не лягается. А он ест все, ежели руки будешь совать, то и ими закусит. Еще вот, гляжу, на филей твой заглядывается, так что ты, конечно, шевелись, но не так активно. Ооо, конница – это сильно, смотрю, у тебя хорошее воображение, я вот так же представляю отряд из таких, как ты, это ж непобедимая армада б вышла, и стенку на стенку с тобой ходить хорошо.
Помолчал, считывая ощущения и уже без подколок сказал:
– Слышь, ты не напрягайся особо, молчание тоже золото, поверь, я не заскучаю и не расстроюсь от этого. Развлекать меня совсем не обязательно.
– Эээ, – шутливо попятился, когда Логан обернулся, – не надо меня в ухо, я всякую фигню не думаю об абрисе твоей спины. Это из анекдота, – пояснил на всякий случай, фиг их знает, нелюдимов, может, и такой вид творчества им не знаком. – Болтался я тут и там. Убивал? Много не мало, но, поверь, только тех, кто сам напрашивался, так я миролюбивый, что сам удивляюсь. А тебя что жжет и припекает? Сбор действует? Я уже привык, много их было, по первости – ох, как бодрит, а потом, ежели выживаешь, то задумываешься – человек ты или тварь дрожащая, чтоб всякая дрянь непонятная тебя, как на аркане, тянула. Обычно я уезжал в Тибет, там красота – горы, снег, и почти никого, покой, монахи в гонг бум-бум, так умиротворяюще, и омммм – мычат так мелодично. Ну что, далеко еще? Я, кстати, подумал, а без подарка-то как в гости? Может, навестить какой-нибудь складик, все ж там дама?

Отредактировано Клавдий (2014-04-06 22:08:53)

И что он несет? Главное с чего? Что хочет спрятать под мутным потоком слов. Клавдий раздраженно дернул поводья, останавливая скакуна. Рот пересох, и даже подташнивало от долгих речей. Любой Бессмертный одиночка по сути, по жизни, по своему проклятию или благословению. Каждый из них один, и каждому лучше всего одному. Каждый пытался поймать и реализовать иллюзию – обзаводился любимым или любимой, если везло, даже, такой же - бессмертной, чтобы бесповоротно прийти к одному и тому же финалу. Одиночеству. В любом случае приправленному болью. Смерть разлучала всех, какой бы она не была. Так был ли смысл пытаться еще и еще? Дорога с лучшим собеседником – собой, легкая страсть с первым попавшимся, не затрагивающая ни душу, ни память. Тлеющий огонек повторяющихся впечатлений, видов, поз. Он, только что говорящий об обрыве пут инстинкта – Сбора, и тут же плетущийся в путах призрака привязанности? Зачем он стрелял? Что за глупая блажь? Зачем он идет – бычком на веревочке? И почему-то жила уверенность, что те же мысли роятся в голове Логана. Дернуть повод, повернуть монстра под собою, и отправиться в путь в другую сторону. И ведь объяснений не надо, второй все поймет, потому что никто никому не нужен тут. Что тянуть?
Клавдий, раздражаясь все больше и больше, спрыгнул с коня, злобно пнул тело одного из бандитов, переворачивая и поднимая мешок с его ценным барахлом, вытряхнул все и забрал несколько заинтересовавших предметов. Логан, как охотничий пес, взявший след, уже спешил куда-то вперед. Что ж, момент истины, сказать чао по-английски, или догонять.
Зверея от собственной раздвоенности и слабости, Клавдий взлетел в седло и припустил следом за мужчиной, нещадно матеря себя за глупость.
Доволен жизнью в данный момент был только конь, в отличие от разборчивого Росомахи, положительно относился к человечинке, еще и зажаренной, так что на ходу с аппетитом дожевывал откушенную руку, похрустывая косточками, будто пересохшими сухариками.
Убежище Митоса нашлось быстро. Двойной зов ударил по нервам, впрочем, ровно так же как и тем, кто был внутри, только они не знали, кто пожаловал – враг или друг. Клавдий, все еще тлея злостью, пнул дверь, обозначая, что это был деликатный стук. И развернулся к Логану. Секунда-две поедания свирепым прищуром глаз - и он впечатал мужчину в выщербленную каменную стену, прижимая руки его над головой, и находя губами губы. Жадно, истово, с полусотнелетним голодом именно по этому вкусу и запаху. Настойчиво, бесстыдно, ввинчиваясь в рот языком, поглощая, сливаясь, не отступая. Продлевая поцелуй дольше и дольше, наплевав, что увидит вышедший на стук. Вжимаясь пахом в пах, откровенно демонстрируя всю величину своего желания.

Убежище – это место, где можно не опасаясь за сохранность собственной шкуры зализать раны, пораскинуть мозгами, просто восстановить душевное равновесие или спрятаться от всех и вся, чтобы собрать осколки своего мира в новую красивую мозаику.
Комфорт – дело второе, было бы куда рухнуть, чем укрыться и что съесть, разумеется, вода тоже бы не помешала... На очередном витке капризной истории, выдавшей предусмотренное, принятое в теории возможным, но неожиданное коленце, Митосу пришлось похоронить свои Хроники,о насчитывавшие пять тысячелетий, до тех пор, пока конец света станет чуть более пригодным для подобной роскоши.
Дункан являл собой поистине лучшую модель для студентов-медиков, изучающих тему ожогов, несовместимых с жизнью. Смотреть на него было... печально, не смотреть – невозможно. Старик, пусть умел многое, экстрасенсом не был и взглядом не лечил, но... это все, что он мог сейчас сделать: молчать и терпеливо ждать, когда гордый шотландец вернется к тем, кому дорог. 
Не так безнадежна оказалась девочка, взвалив на свои хрупкие плечики роль лекаря. Что ж, ее право, ее муж... если это сработает, почему бы и не сделать. Все равно иного не дано. Хотя... сие не совсем верно, однако бывший Всадник не знал с абсолютной достоверностью, как долго это место будет оставаться надежным, и сколь скоро придется снова браться за оружие. Сейчас он не мог позволить себе стать уязвимее, даже во имя ускоренного излечения горца: два полуживых бессмертных – слишком легкая добыча, более легкая, нежели по крайней мере один взбешенный и достаточно сильный, чтобы продать свою жизнь крайне дорого.
Паранойя древнего не имела режима сна, рубильника выключения, большой красной кнопки – лишь шкалу с отметками выжидания, отступления и оживления объектов, если не помогли предыдущие варианты. Последнее, правда, раньше применимое редко, нынче становилось все более популярным и наиболее эффективным, в моменты покоя и глубокой задумчивости заставляя внутренне содрогнуться от осознания того, как близко к краю черной пропасти бродит воин-шаман. Ведь у него, в отличие от старины Мака, такого всезнайки-историка Пирсона, аки туза в рукаве, не имеется. Слишком красочно представлялась возможность потерять себя на этот раз безвозвратно, ибо просто некому станет спасать его...
Отбросив невеселые мысли на задворки сознания, где те свернулись шипящими шипастыми кольцами, грозя разломать к чертовой бабушке хваленую сдержанность из успевшего покрыться пылью угла жажды чужой крови, древний припомнил свою врачебную практику. Оказывается, приятно, что навык со временем не стирается. А куда ему, собственно, деваться, испокон веков врачеватели всех мастей и званий обожали практиковать кровопускание, находя для этой процедуры тысячи объяснений: начиная от аналогий закупоривания «нильских» каналов в человечком теле, заканчивая терапией гемохроматоза.
– Вряд ли, – лаконично отозвался мужчина, как можно бережнее касаясь Дункана, дабы не причинить новой боли. Ему и так достаточно мазохистского счастья на три жизни вперед.
Дикие прыжки по карте глобуса – единственный способ сохранить всех живыми, пока не принято окончательное решение. Сомнительно, что Бойскаут сможет... сложившаяся ныне ситуация, поди, хуже случая Кристин, отягощенная родственными чувствами. Однако, если так продолжиться слишком долго, Митос будет вынужден в очередной раз надеть свою самую худшую и страшную маску, втайне надеясь, что ему хватит выдержки самому все закончить. Глупая героическая смерть, но его могущество, помноженное на Темную передачу – это даже не утренник в психлечебнице.
Ну вот, опять... это все его влияние этого несносного горца...
Опоздать? Черт возьми, уже опоздала, лет на сорок.
Отступив, предоставляя женщине хлопотать вокруг раненного, он хотел было вернуться в свое жалобно скрипевшее от каждого движения кресло, но не успел, ощутив набат зова, заставивший рефлекторно метнуться к оружию раньше, чем распознать знакомые ноты. Старый друг, еще один ученик, вновь нашел своего наставника. Влекомые неведомой силой, они не впервой стягивались в одну географическую точку: несколько бессмертных, связанных сильнее клятвы на крови, чтобы плечом к плечу пройти сквозь огонь и пепел.
Сотворив знак гостье, дескать, все в порядке, все еще сжимая в руке верный Айвенго, навалился плечом на дверь, распахивая ее, скорбно и натужно скрежетнувшую ржавым железом. Открывшаяся картина невольно вызвала озорную улыбку на обветренных губах.
– В такие игры, детишки, лучше играть дома, – хрипловато заметил Старейший и отступил от входа в убежище, сопровождая слова приглашающим взмахом меча.

Отредактировано Митос (2014-04-07 23:44:16)

Способно ли извержение вулкана вызвать к жизни пробуждение собрата? И тут ответ был положительный. Клавдий чувствовал, как холодный и жесткий поначалу Логан начал оттаивать, загораться сам, отвечать. Как высвободил сначала одну руку, ненадолго удержишь адамантиевую мощь и тяжесть, ворвался в спутанный плен гривы, но не оттолкнуть, а притянуть ближе, переходя в наступление, перехватывая инициативу, тоже жадно стараясь заполучить больше жара, больше тесноты, больше глубины поцелуев. Затем высвободил и вторую, требовательно, нетерпеливо начиная шарить по телу, Клавдий надеялся, что вспоминая, что возбуждаясь осязаемым. И как подтверждение была начавшая наливаться, недвусмысленно упираясь в его пах, плоть Логана.
– Окей, хозяин моей страсти, – хрипло прошептал в ответ и опустил глаза на кулак над своим сердцем.
Ты и так уже вырвал мое сердце и сожрал его.
– Не нуди, папаша, я мальчик молодой еще, радиацией не оскопленный, – оттолкнулся от мощной груди Логана, восстанавливая дистанцию, и ответил Митосу. Тут же без церемоний проходя в его убежище.
– Мадам, – галантно поклонился японке. – Месье Эскалоп, – поклонился и МакЛауду, уже дурашливо. – А вот и мы, ничего не пропустили? Ну, вот нельзя вас без присмотра и на десяток лет оставить, тут же трах-бах, пожар и взрывы.
Прошел к горцу, присаживаясь рядом и сочувственно погружаясь взглядом в глубину его глаз. Дааа, умирать и воскресать – это не сахар. Клавдий столько раз уже проделывал это, так что мог понять и разделить. Хотя свой выход он нашел в изрядном повторении и выработанном этим иммунитете. Даже смог сгореть на костре в мрачный период Средневековья, не тронувшись мозгами, не в пример многим прошедшим через это Бессмертным.
– Ничего, друг, к этому тоже можно привыкнуть – протянул, отвлекая его, хотя б беседой, – прикинь, дровишки разложили, а они сырые, дым, вонища, тут копыта отбросишь только от запаха, а еще и припекать не начало. А народ вокруг веселится, яблоки в глазури лопает, детишек в передние ряды проталкивает. А ветерок такой холодный, под рубище поддувает, и думаешь, да уж огоньку бы поскорее, а то отмерзнет, на фих, все хозяйство.

Отредактировано Клавдий (2014-04-08 21:09:50)

Ну… пялиться, они, конечно, пялились, но вполне себе в рамочках (насколько сейчас, в эти смутные и во всех смыслах тёмные времена можно вообще говорить о такой хрупкой и не определённой раз и навсегда вещи, как приличия). Да и не этикетные расшаркивания сейчас были нужны, и даже деликатность временно можно было попросить отодвинуться; в конце концов, Мак и сам наверняка не удержался бы – и поглазел бы, и шуточку пошлую отпустил, (собственно, уже парочку отпустил, пусть и приличных), и вопросом срочным в лоб заехать не постеснялся б, вот эдак, по-логановски. Но…
Чёрт возьми, их много, всего много, а я один и в бе… в пледе, да! – К тому ж, сейчас для него главное-первоочередное что?.. – правильно, улыбка жены, еле заметная, но им самим замеченная.
Ну, хоть немножко оттаяла его Юки-онна, хоть единая, прозрачная, почти невидную кривоватую, но оттого живую дорожку оставляющая слезинка потекла по поверхности безупречно отполированной статуи, которая вот-вот расколется от напряжения.   
Теперь Клавдий… Между прочим, Гай Тициуc влиял на атмосферу вечера… или что там протекало сейчас за стенами толстенной, многовековой кладки закалённого аж до звона тёмно-красного кирпича? – исключительно позитивно: как бы дико ни звучало, среди всего этого разора и позора вдруг повеяло вообще-то непринуждённостью и искренним  дружелюбием. Вот счастливый характер, право слово! – Дункан крепко хлопнул его, усевшегося, по плечу (ну не всё ж по затылку – эдак-то фамильярно только наставник может… право имеет, вернее), и ответствовал со всей сварливостью, на которую оказался способен:   
– А вот не надо инсинуаций! При тебе вообще Рим пал, я же не напоминаю? Ну а при нас всех – Мир… – совершенно ненужная нота безнадёжности просочилась во взгляд и тон, не дело… и тут же всю вековую шотландскую спесь МакЛауд на морде своего лица изобразил. – Я, между прочим, не в солнечной Италии рос и мужал, нам, жителям сырого и туманного Хайленда, хозяйство отморозить труднее гораздо, потому как под килт не римские зефиры сроду поддувают.
Так-то! Отбрил якобы, показав, что увидел за вековечным казарменным юмором, со времён древнеримских когорт неизменным, почуял и понял сочувствие, желание разделить беду, принял их с благодарностью, ответил той же монетой, с подтекстом «Не боись, прорвёмся!». Его же имея в виду, отшутился от Старейшего:
– Яблоки – это из райского рациона, а я адский гусь, меня в Эдем грехи не пускают. – И ухмыльнулся столь же сардонически. 
Нервное веселье? Нервное. На грани срыва? Безусловно! Но лучше уж такое, чем полная безысходность и ожидание неминуемо приближающегося il gran finale. А теперь ответить Логану, а это непросто… – шотландец глубоко вдохнул, буквально набираясь духу – хиханьки кончились пока, и... понял, что опоздал, когда заговорила Ватарэ. Маленькая, но такая сильная и отважная женщина, берегиня, в одиночку полвека без малого пытавшаяся защитить сына от мужа, мужа от сына… всех их, здесь собравшихся, от того, что хуже смерти. Все ли здесь понимают это? – враз посуровевший горец, шагнувший за спину жене, нежно, но крепко обнял её сзади, прижимая к себе, хоть на миг, да разделяя с ней её неимоверный груз, укрывая от него.
Маленькая… ему всегда дико нравилось, что в такой вот охапке как сейчас, она едва доставала макушкой до его подбородка, обманчиво хрупкая, но поистине гибкая, как стальной хлыст.
– Ты справилась, родная. – Только ей одной слышно, благодарно. – Никто не смог бы сделать больше. Ты и так совершила невозможное. Никому не удавалось так долго… сдерживать тьму в другом.
Тёмно-карие глаза почти с подозрением обводили всех, пока она говорила дальше – понимают ли они, каково это, как невыносимо видеть каждый день, что твой ребёнок… неважно – родной по крови, нет... Бруно ведь, по иронии, даже внешне похож на приемных родителей – любовно выращенный и воспитанный с младенчества, выпестованная кровиночка, и... наливается тьмой, поглощается ею без остатка, и ничем, ничем не поможешь...
…От леска, окружавшего Источник, остались только воспоминание двух глухо молчавших бессмертных, побывавших здесь больше сорока лет назад. Чудом добытый внедорожник с трудом карабкался в гору, проминая посеревшие, ноздреватые сугробы, и остановился, въехав почти на самый гребень кратера. Гигантская чаша с гладкими, оплавленными изнутри краями полнилась едкими испарениями и тёмной, мутной водой, так не похожей на кристальной чистоты опалесцирующую линзу источника.
Дункан не послушался Митоса, всё-таки нырнул, и погружался до тех пор, пока не обварило часть лица, не защищённую гидрокостюмом и маской, но лишь за тем, чтобы в мутной взвеси воды и пепла различить на далёком ровном дне тёмно-багровую сеть трещин, наполненных так и не остывшей пока до конца лавой.     
Источника больше не существовало.
Столь беспросветного отчаяния Мак не испытывал со дня смерти Тэссы… нет, неправда: такого он не испытывал вообще никогда.
Что ты намерен делать, МакЛауд? – горец прищурился, зло усмехнувшись. – Росомаха ещё не понял, что не всегда верен принцип «нет человека – нет проблемы»? Даже убить их «проблему» нельзя, и не потому что трудно, хотя и это имеет место быть – всё же у сынишки ничего себе так активы: а) пятьдесят лет непрерывной и успешной охоты за головами; б) он ученик Митоса и Мака; в) за ним его империя, пусть и с маленькой буквы.
Не это страшно. Не это.
Хуже всего то, что им всем оставался пока лишь выбор меньшего зла. Тёмный Бруно всё-таки молод, не так опасен, как тот, кто, его убив, сам передачу получит. Хоть он сам, МакЛауд, хоть Митос... да хоть и Клавдий.
Вот разве что сам Логан?..  – Дункан весь изнутри вспыхнул режущей в клочья надеждой – ведь когтеносец не берёт чужую силу, попросту не способен к этому.
Ведь это же выход!
И конец для Бруно.
Ослепительный до рези свет озарения, видный только самому шотландцу, угас мгновенно.
Сила уйдёт к кому-то другому. Кто окажется ближе. Если близко будем мы – к кому-то из нас… или ко всем нам сразу, как тогда, с Кроносом. И хорошо, если мы попросту перережем друг друга без затей, а если нет? Есть же вероятность того, что общая, разделённая на всех сила нас, напротив, спаяет в… в… боже, да Бруно покажется просто мальчиком-зайчиком по сравнению с таким… коллективом.
Оказывается, выражение «волосы на голове зашевелились» – вовсе не фигура речи, Мак вот почувствовал, что они и впрямь того… зашевелились. Он зябко повёл широкими плечами, не выпуская жену из охапки, сглотнул и машинально перевёл глаза на древнейшего. Тот как раз принял стойку «памятник», и по-отечески вещал. Дункан вслушался, и его тёмные пряди усмирённо улеглись, должно быть, от удивления  – в тихом омуте под названием Адам Пирсон, обнаружились ещё и такие черти – в генеральских фуражках и с командным голосом.           
– Да! Само собой, для феи я несколько… крупноват. – Шотландец наконец разомкнул кольцо рук, – у тебя тут есть ещё комнаты, кухня и душ? Да ты просто султан… Кстати, насчёт еды… красное вино выводит радионуклиды, – брякнул горец и сам застеснялся, якобы смущённо оглядывая помещение. – Ненуачо... потолок сводчатый, помещение заглублено... мы, случайно, не в винном погребе?

Отредактировано Дункан МакЛауд (2014-04-09 22:32:20)