Дункан оцепенел от горя, он знал, что даже рвущая сейчас сердце, выворачивающая его наизнанку боль – это не самое страшное, гораздо тяжелее окажется пустота, заполонившая то, что осталось от мира, и от самого Мака тоже. Время остановилось – впрочем, даже ему можно замереть, чтобы почтить память того, кого, почти по пословице, наверняка боялось оно само, время, раз уж этот великий человек был намного старше пирамид.
Митоса больше нет, – трезвая мысль, тем не менее, казалась настолько нелепой, что шотландец, тупо пялясь на пропитывающийся кровью бок Ко-Ина, ощущал только одно: пожалуйста, пусть этот тягостный бред наконец прекратится. Ведь это же просто затянувшийся сюрреалистичный кошмар, это всё никак не может быть правдой.
Даже в те дни, когда случился глобальный конец света, это ощущение горца обошло – надо было спасать жену, сына, мать, родичей, друзей, соседей, в общем – своих… всех, кого можно, вывозить в безопасные места, снабжать всем необходимым, грузить, собирать, хлопотать, выбивать – короче говоря, пытаться хоть как-то наладить жизнь тех, кто дорог. И когда выяснилось, что уничтожен Источник, отчаяние не было таким всеобъемлющим, как сейчас, потому что рядом был друг, вместе с которым можно было пережить даже эту беду. А теперь…             
Митоса больше нет. – Даже не произнесённой, эта истина звучала так же противоестественно и дико, как… «снег – чёрный», или… или… даже сравнения подходящего не находилось. Будто всеобщий апокалипсис наконец догнал горца, опрокинул, перемолол бронированными гусеницами в фарш, и руины его мира размалывая в мёртвую, мёрзлую пыль, которую только по ветру и развеять, смешав со снегом.
Окаменев и ничего не видя, будто поражённый той же необычной спиральной молнией, сидел Дункан МакЛауд над телом второго полуатланта. Не сразу, очень и очень не сразу до его слуха, а главное – до разума дошло, что мертвенная тишина, объявшая его, не такая уж и… тишина. Она незаметно наполнялась рокотом, а потом и рёвом вертолётных двигателей, потом громоподобной речью и, вдобавок, резким, ровным, слепящим светом, до краёв залившим ложбинку между сугробами. «Голос свыше», хоть и измененный хрипящими динамиками, оказался Маку слишком знаком. Впрочем, этот факт не вызвал у шотландца ни малейшего шевеления чувств, равно как и смысл изрыгаемых близким… самым бережно хранимым существом издёвок и оскорблений. Если раньше Дункан гневно вскинулся бы, сжимая кулаки до впившихся в ладони ногтей, то теперь, вот уж верно – ноль эмоций. Так и сидел во вспаханном телами снегу, как иллюстрация к понятию «медитация»: в привычной позе – на пятках, с бесстрастным, пустым лицом, только жмурился, на чистых безусловных рефлексах пытаясь уберечь глаза от световой рези. Песенка итальянских партизан, настырно крутившаяся в голове, давно оборвалась, но оказалась пророческой – смерть огненно-свинцовым дождём действительно полилась с неба, однако, когда коротко и сильно ударило в бок и тут же несколько раз в спину, МакЛауд даже испытал нечто вроде облегчения – всё кончилось, как он и просил у давно ненаселённого неба. Косо падая на распростёртого Ко-Ина, и зарываясь лицом в красный ноздреватый снег, он успел почувствовать отголосок нарастающей боли и услышать эхо забористой, хоть и бессильной ругани римлянина, прежде чем свет погас для него лично – он очень надеялся, что навсегда.

Отредактировано Дункан МакЛауд (2014-09-23 22:27:46)

Еще несколько матных слов, и Клавдий свалился за свалку металлолома, служившую защитой Древнейшему.
– О как я его, – хвастливо провозгласил, перебегая пальцами от одного пулевого отверстия к другому, из пяти, пропахавших его ногу, бок, плечо, руку и кончик уха. От последнего, кстати, было больше всего кровищи.
– Не, ну вот помнишь, были ж пули раньше. Раз – и все кишки наружу, пол-бочины сразу выворочено, а теперь что? Больно, мутяще сознание, да еще и сами не вываливаются, выковыривай их потом, – скорбно поделился дальше с Митосом.
Глаза легионера меж тем шныряли по округе в поисках убежища и возможности улизнуть от головорезов спятившего Бессмертного. С этим, впрочем, в центре Парижа проблем не было, если вспомнить, в каком именно месте они залегли – окрестности Эйфелевой башни, место сосредоточения подземных коммуникаций. Да, что-то обвалилось, вход во что-то и не найти за завалами мусора, но ходы-то есть, только поищи, или топни посильнее.
Клавдий тяжело поднялся, прячась за искореженными фермами, сделал несколько шагов, волоча за собой Митоса, подпрыгнул раз, другой, третий, и с матами провалился в полу обвалившийся ход коллектора, в довершение еще и оказался погребенным грохнувшимся сверху старым мистером Смерть. До отключения сознания оставались считанные минуты, продлеваемые лишь на тысячелетнем упрямстве римлянина.
Пнул в бок Старейшего:
– Не время спать, рядовой! – и пополз, так же не выпуская края его одеяния из кулака в переплетение темных ходов, вонючих, грязных, но потому и спасительных.
– В каких только катакомбах я не ползал, в римских, парижских, лондонских, Московии… я, твою мать, диггер со стажем, – негромко ругался Клавдий, теряясь в их темноте от бруновских головорезов, что, верняк, даже если и найдут дыру, и даже если и протелепатируют, что она именно та, куда скрылись беглецы, не поползут следом.
– Все, – привалился к замызганной стенке какого-то технического хода бывшего парижского метро, – я этого сопляка или выебу, или грохну. И не возражай, что это непедагогично, – глянул на Митоса, – я пиетета перед загаженными памперсами не понимаю.
И только после этого вырубился в регенерацию.

Отредактировано Клавдий (2014-10-03 10:11:08)

Горячий римский парень молчаливой претензией не ограничился, конкретно высказав бессмертному в вертолете, что о нем думает, в самых красочных описаниях – талант. И, разумеется, надо отдать должное постоянно таскаемой с собой игрушке, жаль правда, не подбила она окончательно вертолет, спустив на грешную землю особо припонтившихся, а лишь от души потрепала. Хоронясь от пуль, щедро выплевываемых вертолетом, Митос распластался по бетону, буквально мимикрируя под устоявший кусок стены. Нельзя допустить ранения, не тогда, когда нужно драпать во все лопатки. В данной ситуации они ничем Дункану помочь не смогут, лучшее, что в их силах – уйти в подполье и продумать новый план, ведь, судя по всему, задумка Ватарэ провалилась с треском пулеметных очередей.
Кстати о птичках: вернувшийся после словесного подвига легионер выглядел так же паршиво, каким было митосово настроение. Однако мужчина был достаточно вынослив, чтобы следовать простой истине: отрубаться можно только в безопасном для головы месте, до которого хоть ползком, хоть на карачках, но добраться нужно всенепременнейше. Так что г-н Смерть не возражал против насильственно проявленной инициативы по уволочению себя куда-то подалее, ведь Клавдий в данный момент существовал на чистом энтузиазме и перебить эту волну – крайне непрактично.
Забившись в нишу, куда и канализационные крысы лазить постесняются, старший ученик наконец предался беспамятству регенерации.
– Лучше первое, – ворчливо отозвался Старейший, вытаскивая нож из крепления на лодыжке и принимаясь деловито выковыривать пули из тела друга, стирая кровь краем плаща.
Прав был ветеран почти всех времен и народов, мелкие снаряды упорно сами из ран не вылазили, тормозя регенерацию, пока нараставшая плоть все же не сумеет вытолкнуть из канала постороннее образование. Однако время не ждет и самотек полезен не в нынешней ситуации. Завершив варварско-врачевательную возню, бессмертный привалился к стенке рядом с ним, подпирая Гая Тициуса плечом, чтоб полностью расслабленная тушка не сползла в канаву, добавляя себе для полного нечеловеческого счастья нечистотную ванную.
Теперь оставалось лишь ждать и думать. Ко-Ина и Дункана вместе с Ватарэ и ученым Бруно заберет с собой, итого, в конечном счете, их осталось два воина в поле и шастающий где-то тайными тропами Логан. Раскладка не слишком обнадеживающая. Особенно, если учесть, что именно Ватарэ знает, где потенциально мог затаиться Источник; насколько это правда, Митос почует, но нужно хоть как-то добраться на предполагаемую местность. Самое забавное (это был сарказм, да) что для проведения операции по спасению неразумного всех доставшего ненаглядного сыночки МакЛауда, честной компании надобно пересечь половину гниющего земного шарика и оказаться в стране восползающего Солнца. Версия, прямо скажем дерьмо, но Пирсон отнюдь не Филеас Фогг, а Клавдий крайне слабо похож на Паспарту, следовательно, придется снова плясать от печки.
Защитная броня – это замечательно, но она выглядит опасной, поэтому полуатлант избавился от кевлара, оставшись в цивильном – извечных джинсах, свитере и плаще – для тепла, ибо холод такой, что нормальный хозяин собаку на улицу не выставит. Ножны с креплением заняли место на лодыжке под джинсами, а родной Айвенго мужчина повесил за плечо.
– Прости, Клавдий, так надо, – грустно улыбнулся Старик, мягко погладив волосы ученика, и с размаху всадил нож тому в грудь рядом с сердцем, в самый стык пластин брони.
Вцепившись в одежку, книжник поволок римлянина в обратную сторону, туда, где их искали, где враги, где шанс добраться до места назначения... Вряд ли их обезглавят на месте, для триумфа неподходящий антураж, а Бруно грешит жаждой устроить им ад в умирающем мире, полностью растоптав надежду и упиваясь демонстрацией собственного величия – в столице своих владений – как раз там, где Митосу и Ко нужно быть.

Отредактировано Митос (2015-02-01 13:37:14)